Франц Валери Мари Кюмон (1868-1947) — бельгийский историк религий, а также филолог, археолог и эпиграфист. Учился в Генте (1886-1888), а затем в Германии и Австрии (в Бонне, Берлине и Вене с 1888 по 1890 гг., где слушал лекции Узенера, Дильса, Моммзена, Бенндорфа и Бормана), после чего совершает классический «гран-тур», посещая Грецию и Рим, по завершении которого проводит еще один год (1892) в Париже (в Практической школе высших исследований, IV секция, где учился у Дюшена, Оссулье и др.). В 1892 году Кюмон становится профессором классической филологии и античной истории в Гентском университете; эту должность он оставляет в 1911 году, когда министр образования при поддержке католического лобби лишает его кафедры римской истории. Книга Кюмона Religions orientales dans le paganism romain (1906) предлагала новое видение исторических связей между распространением восточных культов и развитием христианства. Он имел дружеские отношение с несколькими католическими модернистами, включая Альфреда Луази, Луи Дюшена и Эрнесто Буонаюти; кроме того, Кюмон публиковал свои работы в модернистских журналах во Франции и Италии, за что заслужил славу ученого-«ниспровергателя» среди консервативных католиков. Получив отставку в 1911, он с 1913 года попеременно живет в Париже и Риме и ведет частные научные исследования, не соглашаясь занять предлагаемые ему академические посты.
Кюмон пережил две мировые войны, не принимая участия ни в одной из них; тем не менее он стремился сохранять интеллектуальную активность в знак культурного сопротивления. Кюмон никогда не женился, и потому умер в 1947 году под Брюсселем, не оставив прямых наследников. Он завещал свой архив и богатую библиотеку (большей частью состоявшую из научной литературы и книг по истории религии) Бельгийской академии в Риме. Самой интересной частью архива является научная переписка, включающая более 12000 писем, полученных Кюмоном с 1885 по 1947 от более чем тысячи ученых со всего мира. Эти документы отражают богатый и сложный научный, культурный и политический фон, на котором разворачивалась деятельность Кюмона, и дают представление об академической «картографии» его времени.
Первое значительное исследование Кюмона — митраистский корпус Textes et monuments figurés relatifs aux mystères de Mithra (1894-1899), заложивший основы научного изучения митраизма. В 1900 году Кюмон издает сокращенную версию этой работы — Les mystères de Mithra – в 1900 году[1]; позднее ее переводят на немецкий и английский (The Mysteries of Mythra, 1910). В 1910 году Кюмон и его брат Эжен совершают путешествие в Малую Азию (Понт и Армения) в поисках азиатских корней Митры. Однако, не смотря на то, что им удалось обнаружить и опубликовать большое количество новых надписей, вопрос о происхождении Митра так и остался не решенным. И все же книга Textes et monuments figurés relatifs aux mystères de Mithra более полувека оставалась классическим трудом по митраизму.
В 1970-ых гг. предложенная Кюмоном реконструкция мистерий митры была подвергнута критике Ричардом Гордоном и др. Гордон обозначил три главных спорных вопроса: 1) малоазиатское, или точнее — персидское, происхождение культа Митра, который, по-видимому, развивался только в римском культурном контексте; 2) роль магов, то есть персидских и халдейских астрологов, в передаче и распространении культа; 3) датировка митраизма — согласно Кюмону он возникает в эллинистический период, хотя первые документальные свидетельства о нем относятся к римскому периоду. Однако, после обнаружения митреума (святилища Митры) в Дура-Европос в 1934 году, а затем и в Долихии (Коммагена; датируется 100 г. до н.э.) становится ясно, что Кюмон вовсе не заблуждался; современные исследования демонстрируют возврат к идее малоазийского происхождения культа Митры и датируют его происхождение эллинистическим периодом.
В 1905 году Кюмон выступал в Коллеж де Франс с лекциями об азиатских культах в римском язычестве, ставшими основой для вышедшей в 1906 году известной книги Les religions orientales dans le paganisme romain[2] (“маленькая книга о большой проблеме” — , как говорил сам Кюмон). В этой работе прежде всего исследуется историческая основа и пути распространения восточных культов в Римской империи; четыре главы посвящены крупным культам из Малой Азии (Аттис и Кибела), Египта (Исида и Серапис), Сирии (Атаргатис, Баал, Адонис) и Ирана (Митра). Книгу завершает заключение, в котором говорится о роли астрологии и магии. В четвертом издании 1929 года Кюмон добавляет главу о дионисийских мистериях. Кюмон был первым, кто указал на значение так называемых восточных культов для развития римского язычества; он предпринял попытку изучить их не только с правовой и государственной, но и с общественной и даже личной точки зрения. Кюмон специально обращает внимание на полиэтничность Римской империи, где религиозные практики были мощным аккультурирующим фактором. Кроме того, он стремился объяснить, как восточные культы подготовили почву для принятия христианства.
Несмотря на то, что работы Кюмона имели огромное влияние на последующие поколения исследователей, его идеи все же нуждаются в пересмотре. Во-первых, понятие «восточные культы» является слишком неточным и слишком общим. На самом деле «восточные культы» являются скорее «греко-восточными» — сначала они приходили из Азии в Грецию, где подвергались глубокой эллинизации, и только потом римляне узнавали о них от греков. Поэтому видение Кюмона является слишком линейным и «диффузионистским», а его реконструкция распространения культов из Азии в Рим — слишком искусственной. Рецепция «восточных культов» в разных частях Римской империи (например, на дунайских границах) приводила к взаимной ассимиляции и синкретизму римских, греческих и восточных культов. В результате можно говорить не столько об исчезновении древних римских религиозных верований, сколько о возросшем культурном взаимодействии (см., например, Nicole Belayche,2001)
В 1911 году Кюмон читает лекции в Швеции и США, на основе которых пишет книгу Astrology and Religion among the Greeks and the Romans (1912). Здесь он особо подчеркивает значение астрологического детерминизма и его влияния на религиозные концепции посмертного путешествия и участи человеческой души. Эта книга относилась к начатому Кюмоном в 1908 году масштабному филологическому проекту Corpus codicum astrologorum graecorum, целью которого был сбор информации об астрологических рукописях, хранящихся в крупнейших библиотеках Европы. Кюмон и его коллеги (в частности — Франц Болл) издали несколько томов по материалам итальянских, немецких, британских и французских библиотек. В это время, воспользовавшись случаем, он изучает древние астрологические концепции и взаимосвязи между философскими и религиозными учениями, особенно его интересует неоплатонизм.
Позднее Кюмон публикует несколько статей о греческой и римской эсхатологии. В 1922 году он издает работу Afterlife in Roman Paganism; в 1942 — Recherches sur le symbolisme funéraire des Romains; а в 1949 посмертно выходит Lux Perpetua – научное завещание, так и не вошедшее в перечень классических работ. Кюмон прослеживает развитие представлений о душе (особенно в римской культуре). Согласно народным верованиям, умерший человек продолжает жить в гробнице (или становится тенью и обитает в подземном мире) и обладает способностью являться живым как привидение. Веру во внеземное бессмертие греческие философы заимствуют у ирано-халдейских магов. Эта концепция, благодаря влиянию пифагорейцев, платоников и стоиков, постепенно перешла от образованной элиты к широким массам, хотя последние все равно не воспринимали душу как нечто нематериальное; она представлялась скорее как что-то газо- или парообразное. Так было вплоть до возникновения неоплатонизма, создавшего концепцию, восторжествовавшую затем в христианстве. Душа не обусловлена пространством и временем; после смерти, миновав пределы мира, она уходит в вечность. Погребальная живопись, по большей части — аллегорическая, только в немногочисленных случаях буквально отображала жизнь в подземном мире. Кюмон исследует, как греческие мифы — например, истории о Фаэтоне, Марсии и музах — благодаря философской интерпретации стали использоваться в качестве темы для художественной отделки захоронений знати.
Различные аспекты воззрений Кюмона по этому вопросу подвергли критике Артур Дарби Нок и Поль Вен — они сомневались, что воссозданные им символические смыслы воспринимались по-настоящему. Вен говорит скорее об «эстетической» атмосфере, а Нок подчеркивает, что Кюмон слишком много внимания уделяет философскому и литературному материалу и в итоге представляет как общепринятое верование то, что на самом деле было достоянием элиты.
В список работ Кюмона об императоре Юлиане входят: Recherches sur la tradition manuscripte des lettres de’empereur Julien (1898); Imp. Caesaris Flavii Claudi Iuliani Epistulae, leges, poematia, fragmenta varia (1922, совместно с Жозефом Бидез); L’Égypte des astrologues (1937); и снова в соавторстве с Бидез — Les Mages hellénisés (1938). Последняя книга представляет собой критическое издание и обширный комментарий к античным текстам (в основном — на греческом языке), написанным от лица Зороастра/Заратуштры или других так называемых магов. Однако, само существование таких эллинизированных магов является крайне сомнительным: большинство (если не все) этих текстов было написано греками и римлянами, которые, разумеется, не были магами.
Также Кюмон внес большой вклад в раскопки Дура-Европос (Fouilles de Doura-Europos, 1923-1924), начатые в 1923 году и позднее продолженные им вместе с Михаилом Ростовцевым. Кроме того он поддержал бельгийские раскопки в Апамее.
С методологической точки зрения Кюмон был совершенным ученым, способным использовать все доступные ему типы источников (тексты и предметы материальной культуры) для создания живой и сполна подкрепленной документами исторической картины. Он был превосходным филологом (любимым учеником Дильса), эпиграфистом, историком религий, науки и искусства; известен его глубокий интерес к истории географии и истории институтов. Он полагал, что, благодаря раскопкам и открытию новых хранилищ текстов, научное изучение Азии совершает настоящий прорыв и что исследование греческого и римского миров не возможно, если не учитывать оказываемого на них азиатского влияния. Кюмон был типичным антиковедом, а это означает, что он далеко не всегда располагал полученной из первых рук информацией о различных «восточных» феноменах. Он изучал сирийский язык, но никогда не был востоковедом в строгом смысле этого слова; когда возникла необходимость изучить семитские надписи, Кюмон обратился за помощью к Шарлю Клермону-Ганно и Джорджио Леви делла Вида. И все же Кюмон был великим ученым и при этом щедрым и отзывчивым человеком. Он оказал огромное влияние на историков и филологов 1950-ых и 1960-ых годов (особенно в Бельгии и во Франции), в том числе на Пьера Бойансе, Жана Гаже, Анри-Ирене Марру, Андре-Жана Фестюжьера и Жерома Каркопино.
Библиография
Биографические сведения доступны в L. Canet, “Préface” in Franz Cumont, Lux Perpetua (Paris, 1949), pp. vii-xxx и в Corinne Bonnet, “Franz Cumont,” in Religion und Geschihte in Gegenwart, 4th ed. (Stuttgart, Germany, 1999), col. 504-505. О жизни, работе и переписке Кюмона см. Bonnet, La correspondance scientifique de Franz Cumont conservée à l’Academia Belgica de Rome (Brussels and Rome, 1997), а также Corinne Bonnet, “La formation de Franz Cumont d’après sa correspondance (1885-1892),” Kernos 11 (1998): 245-264. См. также Aline Rousselle, ed., Actes de la Table Ronde: “Franz Cumont et la science de son temps,” Paris, 5-6/12/1997 (Paris, 1999; MEFRIM 111 [1999]); Corinne Bonnet, “Franz Cumont recenceur,” in Képoi: Mélanges en l’honneur d’Andre Motte, edited by Vinciane Pirenne-Delforge and Edouard Delruelle (Liège, Belgium, 2001), pp. 309-335; Corinne Bonnet, “Le grand atelier de la science”: Franz Cumont et l’Alterumswissenschaft, Héritages et émancipations, vol. 1: Des études universitaires à la première guerre mondiale (Brussels and Rome, 2004).
О митраизме см. Richard Gordon, “Franz Cumont and the Doctrines of Mithraism,” in Mithraic Studies, edited by John R. Hinnells (Manchester, UK, 1975), pp. 215-248; Roger Beck, “Mithraism since Franz Cumont ,” Aufstieg und Niedergang der römischen Welt (ANRW) II, 17, no. 4 (1984): 2002-2115; Robert Turcan “Franz Cumont, un fondateur,” Kernos 11 (1998): 235-244; and Roger Beck, “The Mysteries of Mithra: A New Account on Their Genesis,” Journal of Roman Studies 88 (1998): 115-128.
Иконографический анализ см. в Arthur Darby Nock, “Sarcophagi and Symbolism,” American Journal of Archaeology 50 (1946): 14-170, и в Paul Veyne, “L’empire Romain,” in Philippe Aries and Georges Duby, eds., Histoire de la vie privee, vol. I, De l’Empire Romain à l’an mil (Paris, 1985), pp. 221-222.
О восточных религиях см. Ramsey MacMullen, Paganism in the Roman Empire (New Haven and London, 1981); Nicole Belayche, “’Deae Syriae Sacrum’: La romanité des cultes ‘orientaux,’” Revue Historique 302 (2001): 565-592; и ее же “L’Oronte et le Tibre: L»Orient’ des cultes ‘orientaux’ de l’empire romain,” in L’Orient dans l’histoire religieuse de l’Europe, edited by Mohammad Ali-Moezzi and John Scheid (Louvain, Belgium, 2001), pp. 1-35.
Жак Дюшен-Гийемен, Коринн Бонне
Энциклопедия религии (1987 и 2005)
Краткая русскоязычная библиография
«Монгол приветствует сирийца»: переписка М.И. Ростовцева и Ф. Кюмона / Бонгард-Левин Г.М., Бонне К., Литвиненко Ю.Н., Марконе А. // Вестн. древ. истории, 2000, №3, с. 142–145; Научная переписка М.И. Ростовцева и Ф. Кюмона / Бонгaрд-Левин Г.М., Бонне К., Литвиненко Ю.Н., Марконе А. // Вестн. древ. Истории, 2001, №4, с. 175–187.
Подготовлено: Павел Костылев, 2014
[1] На русском языке см. Кюмон, Франц. Мистерии Митры. Перевод с французского С.О. Цветковой. Спб.: Евращия, 2000. – здесь и далее прим. перев.
[2] На русском языке см. Кюмон, Франц. Восточные религии в римском язычестве. Перевод с французского А. Санина. Спб.: Евразия, 2002.