Греческое слово «демиург» (вместе с его вариациями) произошло от слов demos (свободные граждане) и ergon («работа»), и, таким образом, означает «того, кто работает для свободных граждан», ремесленника или мастера своего дела, профессионала. Эта этимологическая основа впоследствии развивалась в двух направлениях. С одной стороны, слово demiourgos означало должностное лицо (магистрата), с другой — им называли изначального создателя мира, распорядителя или устроителя, который как художник создает мир из пресуществующей материи в соответствии с пресуществующей моделью. Здесь мы сконцентрируемся именно на втором значении.
Слово demiourgos появляется у Гомера лишь дважды, и оба раза в «Одиссее». В 17.383 оно означает того, кто разбирается в своем деле, например, гадателя, врача, зодчего или вдохновленного поэта. В 19.135 оно означает глашатая, «служителя народа» (kerukon noi demioergoi). Здесь развитие позднего значения «должностное лицо» уже ощутимо. Софокл использует термин в раннем значении, когда называет Аида «бессердечным мастером», сковавшим пояс Гектора («Аякс» 1035). Похожим образом Аристофан связывает demiourgoi («мастеров») с другими категориями работников («Мир» 297) и использует термин demiourgikos («ремесленник, узкий специалист») по отношению к Гермесу, изворотливому богу изобретательства («Мир» 429). В одном месте demiourgikos имеет особое значение — «горшечник» («Всадники» 650), которое предвосхищает будущую эволюцию слова в значении «(космический) устроитель». Тот же термин используется в оригинальном значении у Геродота (7.31), в то время как Фукидид использует его в значении «должностного лица» (5.47.9; ср. 1.56). Философы-досократики используют термин demiourgias в его оригинальном значении (см., напр., Филолай, фрагмент 11t), между тем как в доксографии этих философов термин может означать устроителя как космогоническую фигуру (как у Эмпедокла).
Платон использует термин demiourgos и в значении ремесленник, и в значении «устроитель мира». Значение «ремесленник» или «умелец» появляется в «Лахете» 185е и 195b и в «Хармиде» 162е, 164а-b, 171с, 174е, 175а. Последние два случая включают значение «нечто влияющие или обусловливающее»; ср. «Софист» 219с, «Филеб» 55d и «Законы» 829d, где термин подразумевает людей, совершающих прекрасные деяния. См. также «Горгий» 452а, 453а-е и 454а, где красноречие и арифметика «внушают убеждение», как и всякое другое искусство. Однако ср. употребление слова в значении «творец призраков», то есть подражатель, тот, кто противостоит истинному творцу, как это зафиксировано в «Государстве» 599a-d и 608b, 340с, 346с, 597d, в «Апологии Сократа» 22d и 23e, «Алкивиаде I» 131a и 140b-c, «Горгии» 447d и 455b, «Евтидеме» 280е; см. особенно «Государство» 389d, где цитируется «Одиссея» 17.383. В контексте теории трех сословий граждан в идеальном государстве см. подробнее в «Государстве» 415а, «Федре» 248е и «Софисте» 219с (ср. «Политик» 280с); см. также «Критий» 110c и 112b, «Законы» 746с и 921d.
Демиург в смысле «художник (творец)» близок по значению к гомеровскому «мастеру» или «искуснику». В этом же толковании термин присутствует в «Лахете» 195d и «Хармиде» 164b (ср. «Филеб» 55d и «Софист» 229d), «Протагоре» 312b и 322b (demiourgike, «искусное занятие» или «уменье», дар Прометея человечеству, противопоставляемое более духовному и этическому politike techne, «политическому искусству», дару Зевса), «Кратиле» 389а, где законодатель является самым редким среди «мастеров» или «творцов» (ср. с 428е и c «Законы» 921d, где слово применяется относительно военачальников и всех, кто искусен в военном деле), «Евтидеме» 301с и «Федоне» 86с, где имеются в виду художники (ср. помимо прочего «Пир» 186d; в «Государстве» 401с и «Софисте» 236а имеются в виду конкретно скульпторы или живописцы) и в «Гиппии большем» 290b, где Фидий упомянут как «хороший мастер, знающий прекрасное» (здесь мы близки к значению «устроителя» вселенной, вдохновленного некой невидимой моделью). Наконец см. «Государство» 596b, где говорится, что изготовляющий ту или иную вещь мастер «всматривается в ее идею».
Demiourgos в значении божественного художника или создателя мира обнаруживается в «Тимее», «Политике», «Филебе», «Государстве», «Софисте» и в «Законах». При этом в «Тимее» Демиург описывается особенно подробно. Здесь использование существительного demiourgos и глагола demiourgeo почти всегда отсылает к божественному создателю вселенной. Единственное исключение — фрагмент 24а, где имеется в виду обычный ремесленник. Роль Демиурга в «Тимее» представлена как основополагающая для мира в целом и для человека в частности, поскольку именно он устанавливает между ними соотношение макро- и микрокосма. Этот мотив навел некоторых исследователей на предположение о том, что в «Тимее» сохранились (реконструированные) древние индоиранские спекуляции о якобы существовавшем мифе о первочеловеке (makranthropos), в котором будто бы отражалось своего рода пантеистическое единство Бога и мира, хотя такое предположение маловероятно. То есть роль Демиурга в «Тимее» не соответствует монистической концепции мира как гигантского организма. Напротив, диалог пронизан фундаментальным платоновским дуализмом, который описывает онтологическую реальность и при этом придерживается принципа философской герменевтики.
Платон разделяет два мира. С одной стороны, существует идеальный мир, мир идей, образов всего существующего. Ему противопоставляется чувственно воспринимаемый мир, обретающий бытие благодаря Демиургу, который претворяет действенное начало созерцаемых им идей в воспринимающую «chora» («вместилище»). То есть здесь Демиург отделен и от мира идей, включая высшую идею — идею блага, и от души мира, которую Демиург вкладывает в «тело» мира, чтобы оживить его.
Платон говорит о Демиурге как о причине или принципе (aitia) мироздания; это же слово он применяет к миру идей в их отношении к чувственно воспринимаемому миру. Даже сама chora, вместилище, существовавшее еще до начала творчества Демиурга, называется aitia, при этом, учитывая ее низший по отношению к Демиургу и миру идей онтологический статус, иногда из-за неточного перевода ее называют «первоматерией».
Творение и одушевление мира Демиургом — это упорядочивающая деятельность, противопоставляемая изначальному хаотическому неустройству элементов и постепенно устраняющая их беспорядочный бег. Мир порожден Демиургом, который также назван «творцом и родителем» — poietes kai pater — в «Тимее» 28 (см. также фрагмент 41) и «создателем и отцом» — demiourgos kai pater — в «Политике»273; в Государстве 587d живописец не является demiourgos kai pater. О Демиурге также говорится, что он — «наилучшая из причин», а мир — «прекраснейшая из возникших вещей» («Тимей» 29). Первообраз, который вдохновляет творца, вечен, тождествен, непреложен и не имеет возникновения. Демиурга нелегко отыскать, а если его найти, то о нем нельзя будет всем рассказывать («Тимей» 28). Несмотря на эти сложности, его участие в сотворении мира неоспоримо. Красота мира доказывает, что Демиург благ, и, создавая мир, он взирал на вечное. Это представление контрастирует с невежеством и modus operandi, которыми Демиург наделен в гностических системах. Демиург Платона благ, в нем нет зависти, он насколько это возможно исключает из мира все несовершенства.
Роль Демиурга в утроении мира заключается прежде всего в привнесении порядка. Он берет видимую, предсуществующую массу, пребывающую в нестройном и беспорядочном движении, и организует ее, помещая ум внутри души мира и душу внутри мирового тела, и поэтому мир как целое можно считать по-настоящему живым существом, имеющим душу и ум, рожденным с помощью божественного провидения («Тимей» 29-30). Сотворение человека в некотором роде сложнее. Демиург наделяет человека только более высокой, бессмертной частью души. Низшая часть, смертная, как и человеческое тело, есть творение низших богов. Дав душам существование, Демиург распределяет их по одной на каждую звезду и возвещает им «законы рока» (nomos tous heimarmenous). Первое рождение для всех душ будет одно и то же, каждая из них пребывает в одинаковом изначальном состоянии. Их индивидуальные судьбы определяются через либо соблюдение, либо отрицание благочестия и справедливости. Праведная душа возвращается к соименной звезде, другие же подвергаются закону metensomatosis (перевоплощения), по которому первая реинкарнация должна быть в теле женщины, за которой следует перерождение в тело животного, если душа будет и далее творить зло (здесь Платон следует орфикам). Только следование рассудку может обеспечить душе возвращение к ее звезде. Платон добавляет, что Демиург распоряжается именно таким образом, «чтобы впредь не оказаться виновником ничьей порочности (kakia)». Это может означать, что Демиург неповинен в существовании морального зла или, более вероятно, что он не несет ответственности за злые души. Только установления этого изначального порядка Демиургом низшие боги создали для каждого живого существа оставшуюся часть души и тело.
Платон говорит о Демиурге и в других диалогах, хотя эти упоминания не всегда следуют учению, представленному в «Тимее», в части вопроса о сотворении человека. Все это можно найти в «Политике» 270, 273 и 308; «Филебе» 27 (ср. 26 и 39); «Государстве» 507, 530 (сравни с 596 и с «Софистом» 234 a-b) и в «Законах» 902.
Процесс трансформации платоновского Демиурга в демиурга гностиков оказался долгим. Как переходную фигуру можно назвать среднего платоника Нумения, который в определенной степени предвещает пессимистичные учения поздних гностиков. Демиург Нумения, которого он назвал Вторым Богом, был двойственной фигурой, которая, с одной стороны, может созерцать идеальный мир и, с другой, направляет свое внимание на низший, чувственно воспринимаемый мир. Немного по-другому платоновский Демиург развивается у Филона Александрийского. Филон задействует доктрину «Тимея», когда утверждает, что Бог не один принимал участие в создании человека, ему помогали другие высшие сущности — демиургические посредники. Они вводятся, чтобы снять с Бога ответственность за человеческое зло.
У гностиков же мы находим концепцию низшего демиурга; она становится более-менее общего для различных гностических школ, сект и религий с их антикосмической направленностью и последовательным неприятием куда более позитивной платоновской концепции. Это было подмечено основателем неолатонизма Плотином (3 в. н.э.), который написал специальный трактат «против утверждающих, что мир — зло и Творец его — злой», подразумевая гностиков (Эннеады 2.9). Правильно, что у гностиков демиург продолжает исполнять функцию устроителя мира и посреднической сущности. Но здесь огромная разница: гностический демиург сам принадлежит к низшему миру, миру невежества, который удерживает дух в оковах. Его онтологический статус ниже, чем у человеческой души, которая после просвещения гнозисом осознает свою единосущность с божественной пневмой или духом. Низший статус демиурга иногда отражается в его имени, например, когда его именуют Саклас («глупый»).
Более точные описания демиурга значительно различаются в разных гностических школах и сектах. С одной стороны, есть ужасная, почти демоническая фигура львиноголового демиурга Ялдаваофа, описанная в гностическом «Апокрифе Иоанна» и неразумный, «душевный» (т.е. недуховный) Ялдаваоф валентиниан. Последнему была отведена роль в предварительном просвещении человека; в конце времен ему предназначено быть взятым в сферу огдоад. При этом важно, что эта сфера не включена в высшую, божественную сферу плеромы. С другой стороны, у некоторых последователей Василида есть демиург Саваоф, считающийся справедливым и помогающим пневматикам (духовным существам), и при этом он считался недостойным поклонения и представлялся сыном злого низвергнутого Ялдаваофа.
Однако общим для всех гностических демиургов, будь то у валентиниан или у сифиан является полное отсутствие духовной или пневматической природы: они имеют низший онтологический статус по самой своей сути. Кроме того, они часто описываются в терминах, изначально применяемым к богу-творцу древнееврейских писаний, который таким образом принижается в гностицизме. Это объясняет популярность древнееврейских и псевдодревнееврейских имен демиурга, таких как Ялдаваоф.
Демиург также встречается у других гностических групп и религий. Можно упомянуть амбивалентного демиурга мандеев Птахила и Spiritus Vivens (Духа живого) манихеев, который был эманацией Отца Света и которому приписывалось творение мира из мрака, демонической субстанции убитых демонов.
БИБЛИОГРАФИЯ
Boyancé, Pierre. “Dieu cosmique et dualisme: Les archontes et Platon.” In The Origins of Gnosticism, 2d ed., edited by Ugo Bianchi, pp. 340–356. Leiden, 1970.
Bréhier, Émile. The Philosophy of Plotinus. Translated by Joseph Thomas. Chicago, 1958.
Dodd, C. H. The Bible and the Greeks (1935). London, 1964.
Dodds, E. R., et al. Les sources de Plotin. Geneva, 1960.
Elsas, Christoph. Neuplatonische und gnostische Weltablehnung in der Schule Plotins. Berlin, 1975.
Festugière, A.-J. La révélation d’Hermès Trismégiste. 4 vols. Paris, 1950–1954.
Guthrie, W. K. C., et al. Recherches sur la tradition platonicienne. Vérone, 1957.
Horst, P. W. van der, and Jaap Mansfeld, eds. and trans. An Alexandrian Platonist against Dualism: Alexander of Lycopolis’ Treatise “Critique of the Doctrines of Manichaeus.” Leiden, 1974.
Jonas, Hans. The Gnostic Religion. 2d ed., rev. Boston, 1963.
Merlan, Philip. From Platonism to Neoplatonism. 2d ed., rev. The Hague, 1960.
Pétrement, Simone. Le dualisme chez Platon, les gnostiques et les manichéens. Paris, 1946.
Places, Édouard des. Pindare et Platon. Paris, 1949.
Robinson, T. M. Plato’s Psychology. Toronto, 1970.
Rose, H. J., et al. La notion du divin depuis Homère jusqu’à Platon. Geneva, 1954.
Simon, Marcel. “Eléments gnostiques chez Philon.” In The Origins of Gnosticism, 2d ed., edited by Ugo Bianchi, pp. 359–376. Leiden, 1970.
Новые источники
Benitez, Eugenio E. “The Good or the Demiurge.” Apeiron 28 (1995): 113–140.
Brisson, Luc. “Le démiurge du Timée et le créateur de la Genèse.” In Le style de la pensée. Recueil de textes en hommage à Jacques Brunschwig, edited by Monique Canto-Sperber and Pierre Pellegrin, pp. 25–39. Paris, 2002.
Burkert, Walter. “Sacrificio-sacrilegio: il trickster fondatore.” Studi Storici 4 (1984): 835–845.
Carpenter, Amber Danielle. “Phileban Gods.” Ancient Philosophy 23 (2003): 99–111.
Classen, Carl Joachim. “Schöpfergott oder Weltordner. Zu den Gottesvorstellung der Griechen von Homer bis zu Platon.” In Ansätze. Beiträge zum Verständnis der frühgriechischen Philosophie, pp. 3–27. Würzburg, 1986.
Deuse, Werner. “Der Demiurg bei Porphyrios und Jamblich.” In Die Philosophie des Neuplatonismus, edited by Clemens Zintzen, pp. 238–278. Darmstadt, 1977.
Fossum, Jarl. “The Origin of the Gnostic Concept of the Demiurge.” Ephemerides Theologicae Lovanienses 61 (1985): 142–152.
Hadot, Ilsetraut. “À propos de la place ontologique du demiurge dans le système philosophique d’Hiéroclès le Néoplatonicien.” Revue des Etudes Grecques 106 (1993): 430–459.
Jackson, Howard M. The Lion Becomes a Man: The Gnostic Leontomorphic Creator and the Platonic Tradition. Atlanta, 1985.
Mansfeld, Jaap. “Bad World and Demiurge. A ‘Gnostic’ Motif from Parmenides and Empedocles to Lucretius and Philo.” In Studies in Gnosticism and Hellenistic Religions presented to G. Quispel on the Occasion of His 65th Birthday, edited byRoelof van den Broek and Maarten J. Vermaseren,pp. 261–314. Leiden, 1981.
Perl, Eric D. “The Demiurge and the Forms.” Ancient Philosophy 18 (1998): 81–92.
Quispel, Gilles. “The Origins of the Gnostic Demiurge.” In Kyriakon. Festschrift Johannes Quasten, ed. by Patrick Grenfell and Josef A. Jungmann, pp. 271–276. Münster, 1970.
Quispel, Gilles. “The Demiurge in the Ap Jn.” In Nag Hammadi and Gnosis. Papers Read at the First International Congress of Coptology, Cairo December 1976, pp. 1–33. Leiden, 1978.
Reydams-Schils, Gretchen. Demiurge and Providence, Stoic and Platonist Readings of Plato’s ‘Timaeus’. Turnhout, 1999.
Ugo Bianchi: Demiurge. Encyclopedia of Religion, vol. 4, pp. 2272-2275 (1987). Перевод с английского О.В. Низамутдинова.