Т.А. Фолиева
ВФ ОУП ВПО «Академия труда и социальных отношений» (Волгоград, Россия)
Паломничество как отражение повседневности
Паломничество, уникальный и в тоже время распространенный для всех религиозных систем феномен, неоднократно подвергалось научному анализу и, несомненно, еще не раз будет исследоваться. В данном очерке, хотелось рассмотреть данный феномен исходя их двух теоретических принципов: микроподхода и теории повседневности.
Паломничество и религиозный туризм: многообразие интерпретаций: сб. науч. ст / отв. ред. И.Е. Викулов; Владим. Гос. ун-т им. А.Г. и Н.Г. Столетовых. – Владимир: изд-во ВлГу, 2011. – 212 с. – С. 198 – 208.
Микроподход предполагает особый интерес к деталям и явлениям, которые «сжаты в пределах времени» и пространстве, «малые жизненные миры»… в центре которых стоит отдельный человек» [Медик, 1994:193, 195]. При использовании второй теории, следует учитывать, что повседневность – это постоянно переживаемая действительность, объективированная в опыте индивида. Обыденность и не-повседневность легко переходят друг в друга, как только опыт выбивается из привычного мировосприятия. Совмещая эти два принципа, можно, реконструировать через элемент все явление или его значимую часть.
Предваряя основные рассуждения, хотелось бы вести, три леммы. Во-первых, предметы, используемые/приобретаемые в ходе паломничества, имеют иной семиотический статус, чем обычные. Во-вторых, во время паломничества происходит одновременно и усиление требований и допущения послаблений (по сравнению с повседневной религиозной жизнью). В-третьих, паломничество – это особый способ избегания рутинизации религиозной жизни.
Попытаемся рассмотреть наши предположения на анализе материалов (авторских, других исследователей, из сети Интернет), связанных исключительно с католицизмом и православием. Такой выбор автора не свидетельствует о пренебрежении к другим религиозным системам, подобный выбор ограничен рамками данного очерка.
Четки: в повседневной и паломнической практике
Из всего разнообразия религиозных предметов, особое наше внимание привлекли четки – предмет привычный, рутинный и имеющий распространение практически во всех религиозных традициях. Рассмотрим католическую и православную традицию в использовании четок.
Известно, что в обиход христиан, четки были введены Пахомием Великим (не позднее IV века), чтобы новообращенные монахи, не умевшие считать, могли произносить предписанное количество молитв. Позже в двух направлениях христианства формируется различная традиция использования предмета в религиозной жизни. У католиков, четки играют огромную роль, как в жизни клира и монашествующих, так и простых верующих. Так, в XIII веке появляется традиция «Розария», связанная с именем Девы Марии и св. Доминика, а в XIV веке она распространяется орденом братьев-проповедников (доминиканцами) практически по всей Европе [Winston-Allen, 1997]. Сама молитва «Розария» состоит из особого чередования молитв «Отче наш», «Богородице дева радуйся», «Малое славословие», которые сопровождаются размышлениями над тайнами евангельских событий. Розарий можно читать не весь, а по одной тайне в день, весь октябрь в Римско-католической церкви посвящен данной молитве. В парафиях существуют молитвенные группы «Розария», в Интернет-сети можно обнаружить либо он-лайн молитвы с помощью виртуальных четок либо программы, которые верующие могут установить на компьютеры и совершать молитвы.
В Русской православной церкви отношение к четкам развивается абсолютно по противоположной от католиков схеме: если у последних четки появляются в XIII веке и становятся важнейшим атрибутом клира и мирян, то начиная с XVII века в православии четки вытесняются за рамки повседневности верующих и становятся атрибутом монашествующих. От поучения Сильвестра «Всякому христианину всегда надлежит держать в руках четки, а молитву исусову — неустанно на устах; и в церкви и дома, и на торгу, ходишь, стоишь ли, сидишь ли, и на всяком месте» [Домострой, 2007:149] до практически полного исчезновения четок из обихода, что указывает «насколько бездуховным стало наше время» [Рафаил (Карелин), 2008]. Под влиянием ли этой части духовенства или западной (католической культуры) в т.н. «прихрамовой» среде [термин см. Тарабукина, 1999] Русской православной церкви (Московский Патриархат) все чаще можно встретить прихожан с четками. Но, судя, по опросам и православным форумам, ношение и молитва по четкам все еще явление неординарное, редко встречающееся. Первый вопрос, которым чаще всего задаются верующие – «можно ли мирянам носить четки?» Чаще всего встречается положительный ответ, но ставится ограничения «можно, но только с благословления духовника». Ситуация эта сложилось и в результате отделения монашествующих внешними атрибутами, и стремления Церкви остановить распространение понимания четок (и подобных предметов) среди мирян как филактерий.
Итак, можно увидеть совершенно разные системы отношения к четкам, как религиозным предметам. Меняется ли это отношение во время паломничества? Несомненно, что да.
В католицизме, во время паломничества, четки (наряду с другими предметами) становятся ex voto (вотивными предметами), чаще всего обетным дарами (в отличие от дощечек или предметов, изображающих органы человека — они благодарность/просьба исцеления). Они становятся, по меткому указанию, Х. Чаховски, «дополнительными не-повседневными знаками», которые сопровождают пилигримов во время их молитв. [Czachowski, 2003:46-47].Они еще не символы святого, но уже помогают, оставляющему вотивный дар, приблизиться к этому особому сакральному. Соответственно, четки, привезенные с места паломничества взамен оставленных как ex voto, если не ценятся больше, то представляют собой предмет особой гордости владельцев [Архив автора, 2011:1а].
В православии, во время паломничества четки (в отличие от повседневной жизни) не только разрешаются, но рекомендуются. Так, например, четки должны быть куплены во время паломничества в Дивеевский монастырь. В Дивеево паломники проходят по Канавке (дорожке по которой прошла Богоматерь, которую видел. Св. Серафим Саровский), при этом прочитав 150 раз молитву «Богородица Дева, радуйся!», чтобы не запутаться им рекомендуется купить четки. Отметим, что «дивеевское правило» для четок единственное, где читаются молитвы, посвященные Богоматери. Таким образом, традиционное понимание четок, как атрибута монашествующих, в ходе паломничества нарушается и, становясь «наративом чудесного» [Worobec, 30], они приобретают более высокий семиотический статус [Байбурин, 1989]. Под семиотическим статусом Альберт Кашфуллович Байбурин, а вслед за ним и мы, понимает единство символического и практического и «конкретное соотношение «знаковости» и «вещности». «Его величина прямо пропорциональна «знаковости» и обратно пропорциональна «вещности». При этом изменение семиотического статуса «колеблется в широком диапазоне от минимальной выраженности… до собственно знаков» [Байбурин, 1989:64]. Религиозные предметы, как указывает А.К. Байбурин, имеют высокий семиотический статус и «безоговорочно включаются в «духовную культуру» [Байбурин, 1989:64]. Однако статус вещи может изменяться, поскольку следует учитывать диахронический аспект их функционирования и двойную прагматику утилитарную и знаковую. Четки в этот особый момент становятся и средством для счета, и сувениром, и неким магическим средством («мне мама четки подарила из монастыря… и они меня оберегают» [Архив автора, 2011, а10]; (cр. с высказыванием на форуме паломников «через них защита от искушений»).
Сама ситуация паломничества варьирует и умножает смыслы. От предмета, помогающего сосредоточиться на молитве до обетного дара, от атрибута монашествующих до полифункционального элемента религиозной жизни такова трансформация интерпретаций четок во время паломничества.
Паломничество: запреты и допущения
Итак, предметы, как было выяснено на примере четок, изменяют свое семиотическое и смысловое значение в ходе паломничества. Эти значения не зафиксированы в официальных нарративах, но органично вписываются в устную традицию. Однако такие смысловые замены фиксируются не только в семиотических статусах вещей, но в и запретах и допущениях, которые выполняются во время паломничества.
Все происходящее в поездке можно разделить на три пространственно-временных отрезка: до, во время, после. При этом каждый отрезок наполнен запретами и допущениями.
Период «до» не столь трансформирован, как два последующих отрезка – он еще заложен в привычных временных и территориальных рамках и не выбивается из повседневности (правда может сопровождаться какими-либо затруднениями, «искушениями», которые воспринимаются как маленькие, но необходимые испытания).
Обычно причинами такой поездки считаются: обет, ожидание исцеления, совет старца (духовника) [Тарабукина, 1999], посещение святых мест и святынь, ожидание чуда [Czachowski, 2003]. То есть сами причины могу служить проявлениями разрыва рутины (обет/болезнь/совет сигнализирует о проблемах в жизни индивидуума, прерывания обычности) или притуплением переживаний (ожидание чуда и благодати святых мест и святынь – попытка «стимулировать» религиозное чувство).
Поводом, как фиксируют исследователи, служит также нечто выходящее за привычные рамки: «удачное стечение обстоятельств, непреодолимое желание посетить святое место воспринимаются мистически, как помощь Божья, как Божественное научение» [Тарабукина, 2099]; «пилигримы» воспринимают толчок для паломничества «как свидетельство данное свыше» [Czachowski, 2003:161].
Что должен, что может и что разрешено паломнику до поездки? Общее и обязательное требование – получение благословление священника. Все остальные требования либо имеют послабления, либо допускается их не выполнение. От пилигрима требуется «просто настроиться на встречу со святыней без особых приготовлений» [Памятка паломнику], «чувство дисциплины, запреты и предписания» должны облегчать дорогу, настраивать «но не портит настроение пилигрима» [Duchowy sens], «главное, что вам потребуется в пути – это настроить свое сердце на кроткий и благостный лад» [Советы паломникам]. Остальные требования и послабления имеют скорее личный и необязательный характер: соблюдение поста, получение информации о цели поездки, сборы в дорогу.
Непосредственно поездку, поклонение святыни, покупку/сбор памятных предметов следует отнести к следующему пространственно-временному отрезку — «во время». Поскольку поводы и причины сами по себе не обычны, у паломников фиксируется особое поведение и настроение во время поездки. А.В. Тарабукина указывает, что для пилигримов характерно «особое психологическое состояние… постоянное чувство умиления, порой переходящее в восторг» [Тарабукина, 1999]. Х. Чаховски говорит о религиозной экзальтации от «переживания сакрального» [Czachowski, 2003:11]. Автор данного очерка фиксировала у паломников, направляющихся пешком из Варшавы в Ченстохово (главной святыни Польши), особое приподнятое настроение. На всем пути (около 216 км.) пилигримы поют, молятся, хлопают в ладоши в такт. Ритм и содержание происходящего задают сопровождающие их монахи-паулины (Орден св. Павла Отшельника) [Архив автора, 2011:1а].
Внутренний восторг и экзальтация постепенно, во время поездки, развивается и поддерживается усилением требований к паломнику. Усиление требований, однако, не ведет к излишней строгости и не вызывает отторжения. Начиная от внешнего вида и заканчивая рекомендациями по молитвам святыням, всюду видна попытка внешнего контроля: (возле источника) «есть икона Преподобного Серафима: перед купанием подойдите к ней и «пошепчитесь» с батюшкой» [Советы паломникам], «празднословие между паломниками… категорически запрещено» [Памятка паломникам], «Святое место требует скромности в одежде» [Памятка паломнику].
Главное же послабление (особенно это касается крупных паломнических центров) – это необязательность причащения: «причастие и исповедь в Дивееве – не обязательное (но желательное) христианское таинство» [Советы паломникам], «если во время паломничества народу в храме много, то причастие можно пропустить» [Duchowy sens], «нет, нам батюшка наш (приходской – Т.Ф.) так и сказал, что у мощей не стоит причащаться, а лучше дома» [Архив автора, 2011:1а]. Такое послабление допускается и из-за огромного количество паломников (тогда священник просто не в силах причастить каждого приезжающего) и из-за того, что причастие для верующего дело обычное, еженедельное, в отличие, от возможности «приложиться» к какой-либо святыни.
Пик поездки – это посещение самой святыни, а также выполнение всех ритуалов, которые устная и официальная традиция с этой поездкой связывает. При этом главное требование в это время – это не проявлять особую суету, но при этом «успеть многое»: «не поддаться этой суете и не сорваться на осуждение других людей» [Советы паломникам]. Суета, с одной стороны, мешает другим, а с другой наущает чувство праздника, которое должно ощущаться постоянно и ни чем нарушаться. Отсюда и осуждающие мнение респондента «слишком много народу… как-то не то и стояли везде долго» [Архив автора, 2011, а10], и совет «не занимайте по три очереди сразу» [Советы паломникам]. В тоже время рекомендуется «исполнить не все, но многое», «не берите количеством купленных свеч, поклонов или иконоприкладываний: подходите к тем иконам, которые Вы знаете» [Советы паломникам], поскольку без этого не произойдет логическое завершение пути паломника, получение «нарратива чудесного».
После поклонения, пилигримы начинают собираться в обратную дорогу и именно в этот момент, все ограничения снимаются, отсутствует какая-либо информация (по крайней мере, в Интернет — материалах) о рекомендациях, как возвращаться домой.
Прежде всего паломники покупают или собирают сувениры о поездке. Показательна в этом случае пространная цитата с сайта паломников Дивеевского монастыря, которую мы приведем полностью: «Земля с Канавки – целебная. Поэтому будет хорошо, если и Вы прихватите горсть целебной земли домой. Сделайте все это интеллигентно: заранее запаситесь целлофановым пакетом и набирайте землю в конце Канавки, в специально отведенном для этого месте, которое Вы обязательно там увидите. Не подкапывайте Канавку в других местах, это запрещено» [Советы паломникам]. Разнообразие культурных элементов можно увидеть в данной цитате: из «народного православия» (земля из Канавки – целебная), из неких представлений об «интеллигенции» («запаситесь целлофановым пакетом»), из отношения официальной Церкви (не осуждается забор земли, осуждается забор земли из неразрешенных мест). Кроме земли, паломники собирают воду, масло с лампад, веточки священных деревьев, освещенную воду, образы, четки, свечи [см. Религиозные практики…, 2007; Сны Богородицы, 2006; Тарабукина, 1999, Czachowski, 2003]. Это не только сувенир /предмет, наделенный магической силой, это еще и знак того, что паломник прошел этот путь. Этот «нарратив чудесного» [Worobec, 30], который несут на себе предметы, накладывается и на пилигримов – они не только в ожидании чуда, они сами часть этого чуда и впоследствии его носители. Как указывает, А.В. Тарабукина, «паломник – человек обычный… каждый представитель прихрамовой среды периодически совершает паломничество» [Тарабукина, 1999]. Паломник, таким образом, это «среднестатистический» прихожанин, который хотя бы один раз в год организовано (или нет) ездит в близкие и дальние паломничества, чтобы продолжить «труд во спасение» [Религиозные традиции мира, 1996:439]. Существует и иной типа паломников из среды близких к приходам/парафиям, но не являющиеся постоянными членами общин. Их паломничество, подчас, более религиозным туризмом (что стимулируется «паломническими службами» и аффилированными ими туристическими фирмами). Но, попадая в «паломнический круг», они действуют и переживают, как представители прихрамовой среды. Однако после совершения поездки и «обычный прихожанин», и «обычный верующий» на небольшой срок, хотя бы для себя, становиться на большой период (временной отрезок «после») необычным. Отсюда, такое почтительное отношение к ним в христианской культуре.
Временной отрезок «после» длиться достаточно долго и проявляется сначала в возвращении домой, затем в рассказах родным/близким/друзьям, в сравнении общиной жизни и жизни в паломничестве. В этот момент включаются те запреты и допущения, которые существуют именно в этой конфесии и именно в этом приходе, переживания чуда вытесняются именно повседневными установками.
Паломничество: нарушение рутины
Само паломничество имеет следующую структуру — осознание причин, повод для поездки, сборы в поездку («до»), поездка, поклонение святыни, покупка/сбор памятных предметов («во время»), возвращение домой, рассказ о поездке («после») [см. Религиозные практики…, 2007; Сны Богородицы, 2006; Тарабукина, 1999]. Нарушение повседневности, таким образом, являются не только нарушением рутинных действий, но и нарушением привычного пространства и времени. Отсюда, сопоставление паломничества с праздниками (вспомним приподнятое настроение у пилигримов) и отдыхом: «Паломничество — это праздник для тела, души и духа» [Сретение: паломническая служба], «Это благочестивый вид отдыха» [Черкасова].
Получается, что паломничество – это своеобразная карнавализация [Бахтин, 1990] наоборот, инверсия противопоставлений [Иванов, 1978] — от обычного к сакральному, от грешного к святому. Это «карнавал наоборот», от мира профанного к миру святому. Отсюда описанные выше иные смыслы предметов, отсюда же изменения в структуре разрешение/запрет.
В тоже время, Марк Блок в своей книги «Апология истории» высказывает две интересных, для наших рассуждений, мысли. Во-первых, он указывает, что паломники, являются «особыми посредниками» [Блок, 1986]. Во-вторых, «каждое индивидуальное «паломничество» является в свою очередь отражением» [Блок, 1986]. В первом случае, М. Блок говорит о функциях коммуникации и интеграции, которую выполняли паломники в средневековье. Перенося эту фразу на современность, можно сказать, что паломники в современном мире – это паломники между религиозным и секулярным, между миром повседневным и не-повседневным. Они на какое-то время становятся знающими, чудесными, испытавшими что-то, что недоступно в повседневной жизни.
Второй тезис Марка Блока, говорить нам о паломничестве как об отражении, но дальше автор не развивает свою мысль. Что отражается в паломничестве? Как оно отражается? Несомненно, ответ на поставленные вопросы требует отдельного исследования, в рамках же наших предположений, паломничество отражает не столько реальную жизнь или существующие переживания, сколько желанную реальность («труд во спасение») и желаемые переживания (ожидания чувства). Нельзя полагать, что отражение это прямое, но существующие искажения не столько привносят отрицательные, сколько положительные изменения. «Карнавал наоборот», впрочем, как и любой не-повседневный процесс, всегда идет во благо индивиду, поскольку несет в себе функции обновления и компенсации.
Паломнику хотелось бы в своей поездке отобразить и святость момента, и сакральное чувство и особенность места. Это его стремление к отторжению ситуации его окружающей, решение «проблем дня каждодневного… через прошение божьего вмешательства» [Wota Evropy, 2010:30], нарушение привычной структуры. Именно поэтому, в отзывах паломников можно увидеть не только слова о «благодати», но и об особом чувстве (чаще всего непередаваемом), которое они испытали, о родных и близких по духу, которых встретили, об «энергии», которой набрались, чтобы вернуться к мирским делам, о желании вернуться к святыне еще раз и даже о стремлении что-то изменить в своей жизни [см., к примеру: Форум сайта «Паломники»].
Паломники, которые не являются членами прихрамовой среды, в принципе, переживают то же эмоции и в ходе поездки, и во время периода «после». Однако во «внехрамовых» кругах люди, совершившие паломничество, «необычны» более долгий период и являются некими авторитетами в вопросах, касающихся паломничества в целом: «Нам тетя Маша сказала, соседка. Она сама не часто в храм ходит, но грамотный человек, да. Уже три раза в Почаеве была» [Архив автора, 2011, а10].
В то же время, паломничество индивида — отражение не только его личной повседневной жизни, но и всей церкви в целом. Именно отсюда пристальный интерес к данному феномену в современной российской литературе. В фиксировании мест святынь, описании жизни храмов/монастырей с паломниками и без них, в изучении поведения клира, анализе переживаний и «суеверий» пилигримов – во всем этом можно увидеть стремление описать жизнь конфессии, через один единственный элемент. Приведенная выше цитата о том, как брать землю из Канавки или совет «пошептаться» со св. Серафимом Саровским дает нам намного больше информации, чем декларируемые или официальные источники. Материалы же этнографы чаще получают в интервью паломников, чем через просто включенное наблюдение.
Итак, паломничество по отношению к жизни повседневной обладает следующими характеристиками – трансформация, разрыв, карнавализация и инверсия, отражение. Все эти характеристики можно наблюдать и на предметах, и на действиях и переживаниях. Особенностью фиксации этих характеристик служит то, что они чаще зафиксированы в нарративе неофициальном либо устном
Трансформация понимания предмета проявляется в изменении его семиотического статуса, при этом не от низкого к более высокому, а к расширению вариативности этих смыслов. Сам паломник и окружающие его предметы включены в особый «нарратив чудесного», от чего происходит изменение переживаний, действий и смыслов.
В то же время, паломничество – это разрыв рутины, повседневной жизни. Этот разрыв может произойти по двум причинам – из-за выбивающегося из ряда казуса (болезнь, проблемы, исцеление) и из-за внутренней потребности (стремление «освежить» религиозные чувства). При любом варианте, верующий не осознает их как разрыв рутины, но видит во всем «знак свыше», «Божье научение», сама подготовка к поездке (изменения в обычной жизни, трудности в структурировании новой реальности) может сопровождаться «искушениями».
Само паломничество разделяется на три пространственно-временных отрезка «до», «во время», «после». Каждый отрезок характеризуется особыми запретами и допущениями, которые подготавливают паломника к принятию «нарратива чудесного». То, что запрещено и разрешено не накладывают на пилигримов особо жестких ограничений, но помогают ему воспринимать поездку, как нечто особенное, чудесное, отличное от мирского. Вся ограничения снимаются, когда паломник достиг цели своей поездки – поклонился святыни. Он становиться на краткий срок особым, необычным, отражающим святость произошедшего с ним. Это состояние длиться не долго, вплоть до погружения в свою повседневную жизнь после возвращения из поездки и вхождения в обычный жизненный процесс.
Паломничество – это карнавализация наоборот, инверсия противопоставлений мирское/святое и сакральное/профанное. Именно отсюда все характеристики, которые были описаны чуть выше, собственно это позволяет нам говорить, что паломничество в индивидуальном смысле — особое отражение реальности, то, что паломник хочет видеть в своей повседневной жизни, некий идеал, который ему не достичь в жизни общины. Для исследователей, паломничество – это прямое отражение в одном элементе всей жизни конфесии, материал, на котором можно использовать микроподход.
Литература:
Czachowski H. Cuda, wizjonerzy i pielgrzymi – studium religijności mirakularnej końca XX wieku w Polsce, Warszawa: Oficyna Naukowa, 2003. – 218 s.
Winston-Allen, А. Stories of the Rose: The Making of the Rosary in the Middle Ages. — Pen. State Uni, 1997. — 224 p.
Wota Europy: Ex votos of Europe. Votive Traditions of Christian West and East. Lubaczow: Geokart, 2010. – 104 s.
Байбурин А.К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. — Л.: Наука, 1989. – С. 63—88.
Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная смеховая культура средневековья и Ренессанса. — М.: «Художественная литература», 1990. – 541 с.
Блок М. Апология истории или ремесло историка. — М.: Наука,1986. — 254 с.
Домострой / Под ред. В.В. Колесов, В.В. Рождественская – 3-е изд. – СПб: Наука, 2007. – 427 с. – (Серия «Литературные памятники»).
Иванов Вяч. Вс. К семиотической теории карнавала как инверсии двоичных противопоставлений // Учен. зап. Тартуского ун-та. — Тарту, 1978. — Вып. 408. – С. 5 – 24.
Медик Х. Микроистория // THESIS. – 1994. — Вып. 4. – С. 193 – 202.
Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. Воспоминания. – Саратов: Издательство Саратовской епархии, 2008. — 497 с.
Религиозные практики в современной России: Сборник статей / Под ред. К. Русселе, А. Агаджанян. — М.: Новое издательство, 2006. — 400 с. — (Новые материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 3).
Сны Богородицы. Исследования по антропологии религии // Под ред. Ж.В. Корминой, А.А. Панченко, С.А. Штыркова — СПб.: Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2006. — 304 с. (Серия Studia Ethnologica, вып. 3).
Тарабукина А.В. Фольклор и культура прицерковного круга. Автореф. дисс.на соискание ученой степени кандид. филол. наук. СПб, 1999. – 24 с.
Интернет ресурсы:
Duchowy sens dyscypliny w czasie pielgrzymki // http://salwatorianie.pl/pp/vademecum1.htm#rekol (дата обращения 30.10.2011)
Памятка паломникам // http://vvedenskiy.org/?p=1860/ (дата обращения 30.10.2011)
Памятка паломнику // http://www.vladpalomnik.ru/page/palomniku/palomni (дата обращения 30.10.2011)
Советы паломникам Серафимо-Дивеевского монастыря // http://www.diveevo.ru/54/ (дата обращения 30.10.2011)
Сретение: паломническая служба // http://palomniki.su/countries/ru/g19/s-peterburg/services/sretenie.htm (дата обращения 30.10.2011)
Форум сайта «Паломники» // http://palomniki.su/ (дата обращения 30.10.2011)
Черкасова А.Е. Смысл православного паломничества // http://pokrovchram.ru/smysl_pravoslavnogo_palomnichestva (дата обращения 30.10.2011)
Архивные данные:
Архив автора, 2011:1а. Паломничество в Ченстохово.
Архив автора, 2011:а10. Интервью с Ульяной Д. (Украина, Ивано-Франковск), 24 года.