Медиа стали играть особенно заметную роль в социальной и культурной жизни со времени изобретения так называемых “массмедиа” в конце XIX века. До этого времени, даже несмотря на то, что медиа, осуществлявшие трансляцию социального и культурного знания (устная традиция, ритуальные представления, письменность, визуальные изображения, печать), имели жизненно важное значение, их роль в процессах, которые они делали возможными, была куда более скромной и понятной. Сегодня в сразу в нескольких социальных и культурных контекстах роль медиа является приоритетной и даже определяющей.
Масс медиа появляются в результате пересечения линий технологического и социального развития. Механизированная печать, развивавшаяся одновременно с промышленной революцией и вышедшая к массовому рынку коммуникаций в Британии 1870-х гг., привнесла серьезные изменения в производство, восприятие и политическую экономию медиа. Массовая печать позволила медиа получать финансовую поддержку за счет рекламы, а не прямой продажи газет или журналов. С точки зрения сложившейся экономической логики, читатели рассматривались уже как аудитория, что порождало необходимость увеличения ее численности. Это совпало с растущей концентрацией населения в городах, оторванного от культурного и социального влияния деревень и небольших городков. Новая аудитория стала восприниматься именно как “массовая”, а медиаконтент — отражать более общие классовые вкусы.
С тех пор бушуют споры о том, как следует рассматривать сложившиеся отношения между массовой аудиторией и массовыми медиа. С одной точки зрения, медиа идеологически господствует над аудиторией. С другой — медиа существуют как своего рода культурное полотно на котором запечатлеваются более или менее общие культурные темы, идеи и дискурсы. С третьей — медиа важны как паллиативное средство, заменившее утраченную сплоченность доиндустриальной деревенской жизни. Самое распространенное мнение заключается в том, что классовая и вкусовая ориентация массмедиа необходимо предполагает, что они, по крайней мере, не являются важнейшим коммуникационным фоном для подлинной культуры.
Структурные реалии и общественное мнение о медиа обусловили их функцию в отношении культуры и, следовательно, религии. Медиа связаны с общими “массовыми” вкусами; в их основе лежит промышленность и техника. Таким образом, медиа — это нечто искусственное, а потому их возможность удовлетворительно соединить культурные и социальные артефакты, символы и ценности ставится под сомнение. Однако в то же самое время они прочно вплетены в ткань современности и постепенно их положение лишь укрепляется. Таким образом, социальным и культурным структурам и институтам при всем желании все труднее оставаться вне пределов медиакультуры. Эти обстоятельства определяют роль, которую медиа играют в эволюции религиозных институтов и практик нового и новейшего времени.
Роль медиа, помимо социально-структурного, включает также географический и семиотический/эстетический аспекты. Академические исследования взаимодействия между религией и медиа в течение нескольких последних лет показывают, что эти аспекты медиатизации весьма любопытно переплетаются в формировании религиозно-медийного ландшафта. Феноменология медиа и религии в XXI рассматривает эти два явления в нескольких различных типах отношений.
Религия использует медиа. История постепенного вхождения медиа в пространство религии, конечно же, и длинна и насыщенна. Предпринимались попытки типизировать религии на основании их отношения к разным медиа. Никто уже не сомневается, что развитие религий на Западе в эпоху Нового времени во многом определялось изобретением наборного шрифта. В XX веке религии выработали особые и специфические типы отношений с массмедиа. По большому счету, эти отношения определялись допущением своего рода дуализма, предполагающего отделение “священной” сферы авторитетного религиозного предания, учения, веры и обрядов от олицетворяемой медиа “мирской” сферы. Например, согласно широко распространенному мнению, ислам сторонится массмедиа и особенно такого ее аспекта как визуальные изображения. Буддийский аскетизм также принято считать фактором, который отделяет эту религию от медиасферы, в которой преобладают материальность и материальные интересы. Иудейский раввинат всегда подчеркивал важность “книги”, полагая другие формы коммуникации и изображения менее достойными.
Христианская мысль также предполагает дуализм священного-мирского, но в то же время христианство на Западе в Новое и Позднее Новое время продемонстрировало целый набор ответов на вызов медиа и вариантов взаимодействия с ними. Христианский тип взаимодействия с медиа во многом стал наиболее характерным, ведь именно медиа христианского Запада стали доминирующими мировыми медиа (эта ситуация в последнее время изменилась незначительно). Христианские общины были в числе первых издателей и в Европе, и в Северной Америке. Вероятно, что всплеск евангеликализма со временем привил христианству в целом особый интерес к издательскому делу. Все христианские общины (равно как и нехристианские общины и другие религиозные движения в Европе и Северной Америке) уже в течение длительного времени издают печатную продукцию: трактаты, брошюры, новостные листки, журналы, пособия для воскресной школы, книги. Миссионерские и библейские общества также становились плодовитыми издателями.
Однако непечатные медиа оказались для большинства религий менее комфортной площадкой. В XX веке, когда господствующие в Европе и Северной Америке религии столкнулись с возникновением массмедиа, им пришлось начать борьбу за самоопределение и культурное влияние, которая не ослабела до сих пор. Дуалистическая предпосылка влечет подозрение медиа в принадлежности к сфере “мирского”. Разные религии долгое время считали печатные носители приемлемым средством трансляции религиозных идей и ценностей, но на возникающие друг за другом непечатные медиа смотрели уже иначе. Вероятно, что подозрение, с которым некоторые религии и религиозные авторитеты отнеслись к кинематографу, радиовещанию, телевидению, а потом уже уже и к цифровым медиа, отчасти объясняется тем, что все они ассоциируются со светскими развлечениями и, следовательно, со светскими ценностями.
Самым значимым исключением из сложившейся картины является пример евангеликалического протестантизма. В первые же дни существования радио фундаменталисты, а потом и отдельные евангеликалисты и евангеликалистские группы увидели в новой технологии огромный потенциал. Нетрудно доказать, что, именно благодаря аккуратному использованию кино, радио и телевидения, феномен, известный сегодня как “нео-евангеликализм”, вписался в современный религиозный ландшафт. Например, ставший одним из самых влиятельных евангеликов XX века Билли Грэм активно создавал медиапродукцию всех видов и даже отчасти получил известность как “медийная личность”. Это предполагает растущую роль медиа в развитии религии, поскольку нахождение Грэма и евангеликализма в медиапространстве как раз и играет основную роль в их признании со стороны. Феномен телевангелизма (televangelism), возникнув в Северной Америке в 1970-х гг., распространился почти по всему миру и внес вклад в определение религиозного и политического ландшафтов. Однако, использование религией медиа в такой манере не лишено некоторых опасностей. Как уже отметили несколько исследователей, религия вынуждена идти на компромиссы, чтобы вписаться в структурные и иные условия и ограничения, которые налагают медийные формы.
Медиа используют религию. Традиционно медиа участвовали в презентации религии в основном посредством журналистики. Эпоха массмедиа началась с развития массовой печати, новой аудитории и новой экономики, что также предполагало создание нового контента. До изобретения массовой печати большинство печатных изданий в Европе и Северной Америке отличались пристрастностью в той или иной степени, подчиняясь политическим, церковным или даже корпоративным авторитетам. Новая экономика массовых изданий предполагала, что печать может стать свободной от внешнего покровительства, а новые читатели и аудитория станут обращаться к прессе в поисках материала более широкого диапазона, нежели раньше. В результате родилась концепция газет и журналов как общественных изданий, в принципе способных говорить не с позиций узкой перспективы частных интересов. Такой тип журналистики должен был обрести свой голос; так возникли новые модели и новые роли журналиста в общественной и политической жизни.
В случае Северной Америки религия вовсе не обязательно оказывалась частью этой конъюнктуры. На протяжении большей части XX века тема религии рассматривалась в журналистике в виде историй о религиозных институтах, их функционировании и привилегиях. В то же время отношение к этим институтам было покровительственным, если только на них вообще обращали внимание. Было более чем очевидно, что по ходу времени значимость религиозных институтов сходила на нет, а журналисты в целом полагали, что секуляризация идет слишком быстро. Так было до тех пор, пока к концу века религию не стали относить к категории “hard news”, главным образом благодаря таким событиям как Исламская революция в Иране в 1979 году, подъем религиозного традиционализма во всем мире, становление евангеликализма как политической силы в Северной Америке. Террористические атаки 11 сентября в Нью Йорке, Вашингтоне и Пенсильвании еще больше способствовали встраиванию религии в “новостную повестку дня” и повышению внимания к ней как таковой в европейской и американской журналистике.
Религия и медиа сближаются. Развлекательные медиа всегда были независимы в отношении религии и религиозного контента. Есть тенденция, в соответствии с которой взаимоотношения развлекательных медиа и религии строятся на двойственной основе; это подтверждается наличием двух отдельных списков бестселлеров: для религиозных и нерелигиозных книг. “Рынок” коммерческих религиозных фильмов, журналов и книг сегодня представляет собой мировую индустрию в сотни миллионов долларов, и все же до сих пор от рассматривается отдельно от господствующего, более крупного светского “рынка”.
На протяжении XX столетия светский рынок породил несколько образцовых продуктов в большинстве главных медиа. В середине века это была “библейская эпика” в кинематографе, например, фильмы “Десять заповедей” и “Плащаница”, ставшие настоящими кинопрорывами и впервые привлекшие в кинотеатры тысячи консервативных христиан и иудеев. Ближе к концу столетия произошел настоящий “издательский бум”: книги и журналы, посвященные духовности, терапии, самосовершенствованию, стали одним из главных трендов в индустрии.
На развлекательном телевидение в начале 1990-х годов вышел целый ряд новых шоу, имплицитно или эксплицитно демонстрирующих религиозную тематику. Глобально синдицированные американские шоу вроде “Прикосновения ангела”, “Секретных материалов”, “Баффи — истребительницы вампиров”, “Симпсонов” и “Северной стороны” затронули религиозную чувствительность в самом широком спектре: от традиционной религиозности до Нью-эйдж, язычества и викки. Конъюнктура стала еще более разнообразной в цифровых медиа в сети “Интернет”.
Эти тренды стали результатом изменений и в религии, и в медиа. В случае с медиа, быстрые изменения в структуре и правилах работы электронных и цифровых медиа привели к экспоненциальному росту доступности и количества этих информационных каналов, заполнивших едва ли не каждый дом в мире. Одновременный рост разнообразия печатных медиа, занимающих все более и более мелкие “нишевые” рынки, толкал их поиску нового контента и аудитории и к созданию продукта, способного удовлетворить самые взыскательные вкусы. В то же самое время религия также претерпела значительные перемены, описанные на примере Северной Америки термином “реорганизация” (restructuring) и выраженные в ослаблении традиционных религиозных институтов. Одновременно с этим религия все больше фокусируется на практиках и поисках смысла отдельно взятым индивидом.
Новый, еще более автономный религиозный индивидуализм (социологи называют его “разысканием” (seeking) или “поиском” (questing)) естественным образом начинает соотносится с опосредующей культурой, которая может и действительно ресурсно обеспечивает сложившуюся конъюнктуру. Таким образом возникает рынок коммодифицированных религиозных символов, ритуалов и других “товаров”, что стало возможным благодаря возникновению предрасположенности к религиозным и духовным темам и системе медиа, способной удовлетворить все более узконаправленные вкусы. Результатом стало постепенное размывание ясной границы (если только она вообще когда-то существовала) между “светским” миром признанных религиозных медиа и “профанным” миром светских медиа. В начале XXI века эта граница уже почти не видна. В конце концов, с чисто практической точки зрения, должна сформироваться единая медиа культура.
Существует еще одна предпосылка к сближению религии и медиа. В случае Северной Америки, которая и направляла развитие в таком направлении, можно сказать, что протестантизм долго допускал и даже поощрял развитие производства религиозных товаров, рынков религиозных товаров и религиозных зрелищ. Таким образом, американское христианство включало в себя культуру постепенно зарождающегося опосредованного производства религиозных товаров и воспитывало вкус и интерес к соответствующему отношению к вере и духовности в последующих поколениях.
Религия и медиа взаимодействуют. Итак, развивающиеся отношения между медиа и религией лучше рассматривать как взаимодействие между ними, а не как отношения взаимного влияния. Религиоведы и исследователи медиа все чаще описывают это взаимодействие в терминах того, как оно воспринимается и переживается отдельно взятыми людьми или группами, пытающимися привести свою религиозную жизнь в соответствие с медиа культурой, с которой они сталкиваются. Это можно рассматривать на предельно локальном и предельно глобальном уровнях. На локальном уровне во множестве индивидуальных контекстов взаимодействие между медиа культурой и религиозной культурой проявляется в том, как отдельно взятые люди и группы используют имеющиеся у них в распоряжении культурные ресурсы для того, чтобы наполнить смыслом свою жизнь. Лучшего всего для этого подойдут полевые условия, где наблюдатель воочию видит “договорные отношения” между проживаемым локальным и медиированным не-локальным. В статье “The Interpretation of Cultures after Television” антрополог Лила Абу-Луход замечает следующее: “В книге “Writing Women’s World” я предположила, что мы могли бы создать такую критическую этнографию, которая пошла бы вразрез с формами глобального неравенства, даже если бы мы обуздали свой радикализм и остались реалистами в отношении ее возможного влияния. Я полагаю, что телевидение отлично помогло бы в этом, поскольку оно заставляет нас представить жителей даже самых удаленных деревень как часть общих для всех нас культурных миров — миров масс-медиа, потребления и рассеянных воображаемых сообществ. Писать о телевидении в Египте или в Индонезии или в Бразилии — это то же, что и писать о сочленении транснационального, национального, локального и личного. Конечно же, об этом можно говорить не только в связи с телевидением … но именно благодаря нему особенно трудно утверждать, будто бы культура или культуры … это самое мощное средство придать миру смысл”. (Lila Abu-Lughod, 1999, pp. 110-135).
На глобальном уровне медиа и религия вступают во взаимодействия в таких областях, как, например, национальный и международный опыт восприятия терактов 11 сентября и их последствий. Тогда медиа передали живое переживание терактов, а факт того, что в Нью-Йорке был атакован именно ведущий мировой медиа-центр, сделал трансляцию событий еще более доступной, живой и настоящей. Все последовавшие вслед за случившимся ритуальные проявления скорби и попытки экзистенциального осмысления также медиировались. Но медиа также причастны к созданию широко распространившегося ощущения чуждости и непонимания. Именно медиа можно назвать главным средством, благодаря которому развитый Запад знает об исламском Востоке и наоборот. Вследствие того, что исламский Восток строит собственное самоопределение, в основном полагаясь на религиозную идентичность, медиа оказались основной причиной непонимания, которое могло привести к терактам 11 сентября или даже сделать их такими жестокими, какими мы их знаем. Более того, накал критики западной культуры со стороны ислама определяется моральной реакцией на богохульство и распущенность, во многом свойственное американской популярной культуре, затопившей развивающиеся страны. Таким образом, медиа отражают религиозную культуру вне зависимости от того, хотят они этого или нет. Наконец, медиа были и остаются главным пространством для национальных и мировых ритуалов скорби и поминовения событий 11 сентября. И значит, медиа берут на себя роль не столь уж не похожую на ту, которую играет во всем этом “гражданская” религия.
Идентичность, рефлексивность и глобализация. Помимо процессов развития в медиа и религии, которые мы уже обсудили, следует также указать на то, что сближение и взаимодействие между ними резонирует с несколькими общественными и культурными трендами новейшего времени. Выделим три таких тренда. Во-первых, сближение и взаимодействие религии и медиа наиболее ясно прослеживается в связи с проектом самости и религиозной идентичностью. Согласно предположению социальных философов новейшего времени, проект самости уже стал возможно главной заботой нынешнего столетия. По мере возрастающей сложности и рациональности социальной жизни исчезали доступные средства общественной поддержки, оставляя личность наедине со своими собственными возможностями, что вело ее внутрь себя, к поиску самости. Далее этот поиск разворачивал личность во вне ради разыскания и приобретения подходящих для этой задачи средств, а продукты медиа сферы оказались среди них наиболее понятными и доступными. В той степени, в какой проект самости — это религиозный проект, медиа сегодня играют важную роль в создании и формировании религиозной идентичности.
Второй из выделенных трендов — рефлексивность. Виднейшие мыслители современности отдают должное роли медиа в подкреплении рефлексивного модуса сознания. Рефлексивность — это следствие доступа к источникам и целым полям знания, дающим человеку исторически беспрецедентное осознание себя. Вместе с рефлексивным знанием приходит ощущение автономности в сфере нормативного поведения, а также относительно самости и идентичности. В современную эпоху медиа играют основную роль в формировании нашего знания о месте и пространстве, и таким образом, не меньшее значение они имеет и для рефлексивности, которая сегодня во многом определяет религиозный поиск самость и идентичности.
Наконец, определяющими трендами оказываются глобализация и то, что уже принято называть “глокализацией” (своего рода смешение концепции глобального с локальными практиками). Медиа — это, прежде всего, главная глобальная и глобализирующая индустрия, однако ее влияние простирается далеко за пределы ее структурных и экономических отношений. Если глобализация — реальный факт, то во многом благодаря способности медиа обеспечивать глобальную взаимосвязанность — в социальной, культурной и религиозной сферах. В конце концов, медиа — это “индустрия сознания”, и в числе ее возможностей числится возможность транслировать символы, формы и тексты, отвечающие глубинному желанию людей быть связанными или причастными к чему-либо. Эта индустрия может преодолеть время и пространство, и для разнообразных “воображаемых сообществ” она действительно как никогда быстро и интенсивно это делает.
Медиа все чаще проявляют активность внутри тех оговариваемых границ, которые также определяют глокализацию. Медиа более не считаются определяющим или доминирующим фактором, как это уже отмечалось выше. Вместо этого они предоставляют рефлексирующим индивидам и сообществам смыслы структурированных отношений локальной, национальной и глобальной жизни, а также символы и другие ресурсы, подходящие для того, чтобы придать смысл и этим формам жизни тоже. Это предполагает конструктивное согласование форм самосознания, контекстов и ресурсов. Результатом становится своего рода перемежающееся наслоение глобального и локального, формирование рефлексивного осознания пространства внутри определенных границ, а также релевантных ему смыслов существования “я” и групповой идентичности. Религия — это фундаментальный поиск, но также важное измерение этих отношений. Таким образом, религия и медиа взаимодействуют в продолжающемся развитии глобального и глокального сознания.
Глобальный мир — не только гармоничное пространство, но и место для конфликтов и столкновений. Среди социальных и культурных взаимодействий наиболее просто возникающими все чаще оказываются отношения между конфликтующими мировоззрениями. Если речь идет о религии, то медиа могут и действительно предоставляют массу информации о “другом” в религиозном плане, но это не обязательно приводит к большему пониманию “другого”. Например, Англиканской церкви пришлось столкнуться с тем, что, во время споров о рукоположении геев в начале XXI, глобальный медиа контекст сделал содержание этих споров доступным всему миру, что вызвало внутрицерковную напряженность, поскольку африканские англикане могли иметь доступ в реальном времени к тем дебатам, которые происходили среди северо-американских англикан. По мере дальнейшего развития глобализации и глокализации, медиа продолжат освещать вызовы религиозного характера, обращенные к самопониманию и внутри религиозному пониманию.
Медиа влияют на религию. Говоря об этой проблеме, следует указать, каким образом медиа могут затрагивать религиозные институты и практики. Во-первых, медиа все чаще устанавливают контекст для религии и духовности, а также помогает адаптировать соответствующую терминологию к современной жизни. Например, фильм 2004 года “Страсти Христовы” не только вызвал общественные дискуссии о современной религиозной вере, но и представил новый ряд образов и символов, благодаря которым эту часть христианской истории будут понимать на протяжении следующих нескольких лет. Исполнительница Мадонна в песнях и видеоклипах показала также ставшие влиятельными интерпретации и смешение важных для католицизма символов и артефактов. Благодаря своему месту в культуре, медиа стали контекстом, внутри которого обрели свое место наиболее широко распространенные дискурсы в национальных и глобальных культурах; религия и религиозные дискурсы также должны найти свое место внутри этого более крупного контекста.
Второй эффект, который медиа оказывает на религию относится к области коммодификации. Современный социальный и культурный опыт становится все более товарным, а медиа сфера играет в этом тренде главную роль. Религия не имеет иммунитета к отовариванию, кроме того, существует ее долгая и сложная история в некоторых религиозных традициях. В эпоху масс медиа ничего не мешает представлять себе культуру как рынок символов и идей. На этом рынке оцениваются и обмениваются товары всех видов, в том числе и религиозные.
Третья область влияния медиа на религию — это потребление и восприятие религиозных символов и дискурсов. Светские медиа определяют время доступа религиозному и духовному контенту по мере того, как он появляется в публичной сфере. Например, в современной христианской музыке возможность религиозно мотивированных музыкантов “ворваться” в мейнстрим (чего так желают некоторые из них) ограничена рядом ожиданий, установленного теми условиями, в которых работают публичные секулярные масс медиа. Главное ожидание в этом ряду — массовая публичность; музыкальный продукт должен отвечать широким вкусам в противоположность узко-сектантским. Тем не менее, и в популярной музыке, и в книгоиздании продолжают составлять отдельные “списки предпочтений”.
Таким образом, четвертый эффект заключается в том, что, как в приведенном выше примере, так и во многих других областях, религии больше не могут самостоятельно контролировать собственную повестку, если только они хотят быть представлены в публичной сфере и публичном дискурсе. Круги компетенций, язык, визуальные и лингвистические символы и условия, в которых религия становится публичной — все это определяется работой медиа. Для религиозных групп и отдельных людей все еще остается возможность быть в стороне от всего этого, но они все равно останутся в окружении возможностей стать частью публичной культуры. Даже группы, стремящиеся к сепарации, например — амиши, испытывают сложности в следовании такому образу жизни.
С этим связан пятый эффект: для религий больше не существует возможности оставаться в собственной сфере приватности. Сегодня все чаще, и это является следствием рефлексивности современного сознания, люди ожидают большей открытости от общественных институтов. Поскольку религиозные группы и движения взаимодействуют с коммерческой и правительственной сферами, они принимают атрибуты публичности и, таким образом, становятся объектом внимания со стороны медиа, журналистов и т.д. И Римская католическая церковь со своими конфликтами по поводу скандалов и кадровых кризисов, и Англиканское содружество (и другие крупные протестантские объединения), столкнувшись с вопросом о правах геев, обнаружили, что эта проблема больше не может считаться приватной.
Шестой эффект, о котором уже шла речь выше, заключается в том, что медиа доносят до людей образ религиозного и духовного “другого”. В контексте глобализации/глобализации это становится видно в постоянно возрастающем кросс-национальном и кросс-культурном обмене информацией, символами, образами, осуществляемом в журналистике, популярной культуре и персональных медиа цифровой эпохи. В рамках возрастающего международного потока людея (как через путешествия, так и через иммиграцию) медиа все больше предоставляют нам информацию о “других”, живущих по соседству или в соседнем городе. Медиа стали влиятельным пространством для межрелигиозного контакта и диалога. В то же время они могут давать информацию о некоторых культурных традициях, которую другие традиции могут счесть оскорбительной.
Седьмая сфера влияния медиа на религию в некоторых деталях также уже обсуждалась выше. Речь идет о том, что современные медиа — это один из главных источников религиозных и духовных средств, необходимых для чуткого “поиска” и “разыскания”, что все чаще и определяет религию на Западе. Это связано с восьмой сферой влияния, относительно которой было высказано предположение о том, что медиа потенциально поддержать развитие “новых” или “альтернативных” религий. Некоторые особенно подчеркивают такую возможность в связи с разговором о новых цифровых медиа. Интернет предоставляет возможности для интерактивных взаимодействий между однонаправленными сообществами единомышленников. Таким образом, цифровые медиа вполне могут стать пространством, где эти сообщества могут самостоятельно развиться в религиозные движения. Но это, конечно, дело будущего.
Наконец, влияние, которое медиа оказывают на религию, представляет собой главную особенность вовлеченности медиа в национальные и глобальные ритуалы, складывающиеся вокруг важнейших общественных событий. Начиная с убийства Кеннеди и продолжая монаршими свадьбами и похоронами и критически важными событиями вроде гибели “Челленджера” и шаттла “Колумбия”, трагедии в школе “Колумбайн”, гибели принцессы Уэльской Дианы, и, конечно, террористических атак 11 сентября, медиа приняли главное участие в формировании новой гражданской религии поминовения и скорби.
Отношения между медиа и религией отличаются глубиной, сложностью и остротой. Пока в течение последнего столетия культурное значение медиа неуклонно возрастало, а религиозные институты и движения размышляли о вариантах ответа и экспериментировали со способами приспособления к этой новой реальности, отношения между ними эволюционировали таким образом, что они во многом определили перспективы и прерогативы религии в XXI веке.
БИБЛИОГРАФИЯ
Abu-Lughod, Lila. “The Interpretation of Culture(s) after Television.” In The Fate of “Culture,” edited by Sherry B. Ortner, pp. 110-135. Berkeley, Calif., 1999. Провокационное, но вполне научное размышление антрополога о том, в какой мере телевидение как локальный и мировой феномен встроено сегодня в культурную и религиозную жизнь.
Appadurai, Arjun. “Global Ethnoscapes: Notes and Queries for a Transnational Anthropology.” In Recapturing Anthropology: Working in the Present, edited by Richard G. Fox, pp. 191-210. Santa Fe, 1991. Влиятельное исследование, раскрывающее и оценивающее феномен появления глобальных культур.
Brasher, Brenda. Give Me That Online Religion. San Francisco, 2001. Новаторское исследование интернет-религий, в котором рассматривается возможность того, что цифровые медиа могут занять центральное место в новых религиозных практиках.
Bunt, Gary R. Islam in the Digital Age: E-jihad, Online Fatwas, and Cyber Islamic Movements. London, 2003. Первое всестороннее исследование ислама в век интернета. В нем представлены свидетельства растущего примирения традиционных и нетрадиционных форм ислама и цифровых медиа.
Clark, Lynn Schofield. From Angels to Aliens: Teenagers, the Media, and the Supernatural. New York, 2003. Сделанный на основе полевых данных культурный анализ новой религиозной чувствительности в молодежной культуре, которая выражается через и посредством медиа культуры.
De Vries, Hent, and Samuel Weber, eds. Religion and Media. Stanford, Calif., 2001. Важный сборник статей и полевых отчетов, посвященных тому, как медиа опосредуют религиозную память, историю и практику.
Eisentstein, Elizabeth. The Printing Press as an Agent of Change. New York, 1974. Наиболее полное исследование печатного дела и его отношений с церковной и светской властью. Помогает понять, как печатное дело стало издательским делом и таким образом создало современные масс медиа.
Ginsburg, Faye, Brian Larkin, and Lila Abu-Lughod, eds., Media Worlds: Anthropology on New Terrain. Berkeley, Calif., 2002. Значительный и важный сборник, способствовавший определению развития научно-антропологического дискурса в отношении медиа. Несколько статей касаются религии в специфических контекстах.
Habermas, Jurgen. The Structural Transformation of the Public Sphere: An Inquiry into a Category of Bourgeois Society. Cambridge, Mass., 1991. Важное социально-историческое исследование появления публичного дискурса и его встраивания в социальный, политический и коммуникационный контексты.
Hendershot, Heather. Shaking the World for Jesus: Media and Conservative Evangelical Culture. Chicago, 2004. Всестороннее исследование отношения евангеликализма к медиа и популярной культуре. Содержит важные сведения о самопонимании у евангеликалистов и об их понимании возможностей в области медиа технологий.
Hoover, Stewart M. Mass Media Religion: The Social Sources of the Electronic Church. London, 1988. Первое полевое исследование зрительской аудитории религиозного телевидения. В нем определена степень значения символической ценности соответствующих телепрограмм в представлении влияния евангеликализма в культуре.
Hoover, Stewart M., and Knut Lundby, eds. Rethinking Media, Religion, and Culture. Newbury Park, Calif., 1998. Сборник статей, посвященный становлению научной области исследования медиа и религии. Вошедшие сюда статьи в основном относятся к сфере социальных наук и рассматривают медиа и религию в многообразии мировых контекстов.
Hoover, Stewart M., and Lynn Schofield, eds. Practicing Religion in the Age of the Media: Studies in Media, Religion and Culture. New York, 2002. Сборник статей, посвященных гуманистическому, историческому и критическому анализу религиозных практик в эпоху медиа.
Mahan, Jeffrey, and Bruce Forbes, eds. Religion and Popular Culture in America. Berkeley, Calif., 2000. В книге собраны религиоведческие статьи статьи, посвященные медиакультуре и популярной культуре.
McDannell, Colleen. Material Christianity, Religion, and Popular Culture in America. New Heaven, Conn., 1998. Основанное на полевых данных исследование основных контекстов популярной религиозной культуры. Представляет собой блестящее введение в изучение товаров и предметов, исторически определивших специфику религии в Америке.
Morgan, David. Visual Piety: A History and Theory of Popular Religious Images. Berkeley, Calif., 1999. Наиболее полное исследование роли, которую материальная культура играет в американском протестантском благочестии, с особым акцентом в предметы, воспринимаемые визуально. Включает анализ визуального восприятия в прошлом и настоящем.
Roof, Wade Clark. Spiritual Marketplace: Baby Boomers and the Remaking of American Religion. Princeton, N.J., 1999. Наиболее полное исследование феномена “искателя”-одиночки среди поколения бэби-бумеров и следующих поколений на Западе и особенно в США. В нем особое внимание уделяется роли культурной продукции (включая медиа продукцию), которую она играет в религии и духовных поисках этих поколений.
Schultze, Quentin J. Habits of the High-Tech Heart: Living Virtuously in the Information Age. Grand Rapids, Mich., 1992. Обстоятельное размышление о влиянии цифровой эпохи на религиозные сообщества и религиозную практику. В нем в традиционных категориях сопоставляется медийный цифровой контекст с религиозными сообществами.
Underwood, Doug. From Yahweh to Yahoo! The Religious Roots of the Secular Press. Urbana, Ill., 2002. Получившая награду история медиа и религии, в которой рассматриваются институциональные отношения и интеграция религиозных и нерелигиозных медиа.
Winston, Diane. Red-Hot and Righteous: The Urban Religion of the Salvation Army. Cambridge, Mass., 2000. Тщательно написанная история о главном примере столкновения религии с издательским делом и отовариванием в XIX и XX веках. Армия Спасения оказалась превосходным примером для изучения о цене и преимуществах взаимодействия между религией и медиа.
Wuthnow, Robert. After Heaven: Spirituality in America since the 1950s. Berkeley, Calif., 2000. Важное исследование отношений между индивидуальной религиозностью и разными контекстами веры.
Hoover S.M.: Media and Religion. Encyclopedia of Religion, vol. 9, pp. 5805-5810 (2005). Перевод с английского И.С. Анофриев