Доклад на заседании секции по психологии религии в рамках V Международная научно-практическая конференция Религия и история (20-22 апреля Минск, Беларусь) Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ, проект № 16-03-00799 «Психология религии в России: XIX – начало XXI века».
Михаил Юрьевич Лахтин (1869-1932) – историк медицины, до 1918 года приват-доцент Московского университета, позже – профессор, глава кафедры исторической и энциклопедической медицины. Среди работ: Медицина и врачи в Московском государстве (в допетровской Руси), М., 1906; Старинные памятники медицинской письменности, М., 1911; Материалы к истории психиатрии в России, М., 1912; Краткий биографический словарь знаменитых врачей всех времен, СПб, 1902. Создатель музея истории медицины.
Среди областей его научных интересов – история психиатрии, терапевтические воззрения, как европейские, так и российские. Вопросы религии затрагиваются в его работах повсеместно, и в их интерпретации он выступает с просвещенческих позиций. Например, он критикует католицизм за преследование науки. В нескольких работах обращается к области психологии религии. В особенности Лахтин интересовался народной религиозностью в ее связи с медициной.
Суеверие им интерпретируется как явление, определяемое контекстом (т.е. суеверными можно считать только взгляды, противоречащие господствующим в обществе). Суеверия происходят от некультурности или от патологии, но в любой своей форме они «коренятся в эмотивной стороне человека»[1]. Противопоставляет суеверию рассудительность. Лахтин описывает психологический тип, подверженный суевериям и ситуацию, в которой суеверия возникают: «Объективной предпосылкой суеверия является всякое положение, в котором человек чувствует свое бессилие и свое ничтожество»[2]. Психологическое описание генезиса суеверия фактически перерастает в концепцию происхождения религии: «В минуты всеобщего уныния тревожное настроение охватывает человека и родит в нем болезненное чувство зависимости от посторонней ему силы»[3].
Тем не менее, религия отнюдь не играет в развитии человека только лишь негативную роль. Лахтин развивает свои представления о роли религии в работе «Страдание как источник человеческих верований». С его точки зрения, религиозные верования «выражают собою тревогу человека за свою личную судьбу»[4], их психологический смысл заключается в преодолении страданий через приучение человека к мужеству, и даже радости в тяжелых условиях. Основой религиозных систем является ожидание лучшего будущего, которое «основано на психологическом законе, в силу которого человек всегда надеется и тем сильнее, чем тяжелее и безотраднее настоящее; при этом грядущие удовольствия представляются ему всегда имеющими ценность, неизмеримо большую, чем те страдания, которые переносятся ради них в настоящем, и потому в настоящем человек бывает готов на всякую жертву лишь бы обеспечить себе те призрачные блага, которые мерещатся ему в будущем»[5]. В развитии этой идеи Лахтин очевидно использует идею Ницше о пользе лжи: с его точки зрения этот закон и ведет человека к совершенствованию. Напрашиваются здесь и аналогии с концепцией религиозной иллюзии Фрейда.
В работе «Бесоодержимость в русской деревне» М.Ю. Лахтин утверждает повсеместное распространение веры в одержимость, рассматривая ее как «пережиток прошлого», тесно связанный с архаическими религиозными практиками[6]. Все это позволяет говорить о его позиции как эволюционистской. Автор описывает свои полевые наблюдения в 1909 году в Московской губернии, где сразу несколько женщин становятся «бесноватыми», фактически, имеет место «эпидемия» кликушества. «Эпидемия» рассматривается в контексте социальной и экономической ситуации в деревне, ситуаций в семьях заболевших. Высказывания объектов, согласно которым «много бесов развелось «после забастовок»» дают автору повод интерпретировать «эпидемию» как «специфическую реакцию женской половины русской деревни на освободительное, революционное движение»[7]. Останавливаясь на их религиозности, Лахтин отмечает их поездки в город к народному «целителю» «брату Якову», дает характеристику отношения к «эпидемии» местного духовенства, которое «вполне разделяет» народный взгляд[8]. Как психолог, Лахтин характеризует их состояние как истерию, описывает предпринятое лечение одной из заболевших средствами психотерапии и отказ от лечения другой пациентки.
Как и в работах о суевериях и страдании, причинами этого явления, религиозного по форме, Лахтин называет тревожное настроение и политическую ситуацию (в частности, забастовки). Брат Яков, выступающий в роли «целителя», по своему нравственному и образовательному уровню не возвышается над своими пациентами, даваемое им временное успокоение оказывается мнимым, в действительности он лишь подпитывает суеверия, невежество и страхи, оказывается центром распространения «эпидемии». Ее, однако, невозможно предотвратить или остановить только путем «полицейского преследования подобных лиц», необходимо изменение условий жизни, «широкое просвещение народных масс»[9].
В своих работах, посвященных психологии религии Лахтин выступает как эволюционист, сторонник идей Просвещения. В его интерпретации народной религиозности значительную роль играют идеи «суеверия» и «психологических эпидемий».
[1] Лахтин М.Ю. Суеверие в жизни и в клинике // Вопросы психиатрии и неврологии. 1913; 7: 289–297.
[2] Суеверие в жизни и клинике. С. 296.
[3] Суеверие в жизни и клинике. С.290.
[4] Лахтин М.Ю. Страдание как источник человеческих верований // Вопросы психиатрии и неврологии. 1913; 11: 481–494
[5] Там же.
[6] Он же. Бесоодержимость в современной деревне. Историко-психологическое исследование. Читано в заседании Психологического Общества 5 декабря 1910 года. М., 1910.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.