Филиппов А.К. Многообразие теистического опыта: образ бога в кинематографе

Изучение религиозных аспектов культуры в настоящее время является одним из наиболее интересных современных религиоведческих исследований. К примеру, междисциплинарный анализ религии в кинематографе стал основной темой статей и дискуссий, публикующихся в издаваемом Университетом Небраски журнале «Journal of Religion and Film». Нижеследующее исследование раскрывает одну из граней этой чрезвычайно обширной и весьма интересной темы.

***

За сто лет существования кинематографа образ персонифицированного бога на экране трансформировался из робких попыток визуализации запредельного в постмодернистский эклектический фарс.

Часто считается, что кинематограф изначально вошел в общественную жизнь именно как развлечение. На самом деле, на рубеже XIX-XX веков он воспринимался почти исключительно в качестве нового, революционного средства выражения и способа творения искусства, как технология, граничащая с чудом. Портативная ретранслируемая реальность быстро завоевала сердца и умы передовых деятелей указанной эпохи.

Жиль Делез справедливо полагал саму сущность кинематографа глубоко религиозной, вечным процессом развития[1]. Движущиеся картинки «сами по себе» формируют условную реальность, наглядную, почти живую, почти осязаемую. Католическая церковь первой увидела колоссальный идеологический потенциал в новом изобретении, задолго до большевиков. Во Франции стали ежегодно сниматься десятки фильмов на сюжеты Ветхого и Нового заветов. Так, первый фильм на религиозную тематику вышел на экраны уже через год после появления кинематографа, в 1897 году – «Рождение и жизнь Христа в картинах»[2]. Историк кино Б. Лихачев присутствовал на петербургской премьере фильма весной 1898 года: «Я считаю эту картину не превзойденным до сих пор шедевром. Как памятник кинотворчества, этот фильм неповторяем. Начиная с ведущей волхвов кометы (двигавшейся на двух проволоках и постоянно судорожно дергавшейся), и бога Саваофа, с сонмом ангелов возносившегося на грубо размалеванном картонном облаке на канатах, замаскированных газовой материей наподобие облачков, и кончая опереточными херувимами в длинных балахонах и с толстыми щеками, — все в этой картине было бесподобно. Более нелепой и неумелой пародии я никогда в жизни своей не видел. И, вместе с тем, публика, смотревшая этот фильм (по приказу полиции — без шапок), неистовствовала. Женщины плакали, а во время сцены распятия почти на каждом сеансе происходили истерики»[3].

Таким образом, можно отметить, что самое первое изображение бога в истории мирового кинематографа было настоящим ярким потрясением для публики. Искренняя попытка воспроизвести чудесные евангельские события с помощью нового, технического «чуда» возымела свое действие.

Однако, по иронии судьбы, именно с этой картины начинается история конфликта Православной церкви и кинематографа. 30 марта 1898 г. чиновники Синода суммировали свои требования к экрану, а 4 мая Департамент полиции разослал их в специальном циркуляре, адресованном главам местной исполнительной власти: «Священный Синод постановил воспретить на будущее время при устройстве зрелищ показывать путем живой фотографии (кинематографа) священные изображения Христа Спасителя, Пресвятые Богородицы и Угодников Божиих»[4]. Впоследствии МВД дополнило, что «безусловно не могут разрешаться к постановке картины, изображающие …сцены из жизни духовенства, направленные к умалению престижа лиц духовного звания»[5].

Тем не менее, вплоть до середины 1910-х годов отношение Церкви было довольно снисходительным, и фильмы на религиозную тематику выходили регулярно, правда после цензуры. Более того, отдельные фильмы, одобренные иерархами, транслировались непосредственно в церквях[6].

Накануне Первой мировой войны кино превратилось в мощную индустрию планетарного масштаба. В частности, к 1916 году в России насчитывалось более 4000 кинотеатров, что в четыре раза превосходит данный показатель 2012 года[7]. Кинематограф стал неотделим от человеческой культуры и цивилизации.

Именно тогда на экране впервые возникает образ бога-не-Христа, образ абстрактного творца и вседержителя. В картине 1915 года «Душа на продажу»[8] повествуется о сделке человека и дьявола, и также там присутствует бессмертный мудрый старик, который в декадентской манере объясняет герою нецелесообразность сделок с темными силами. Модернизм в искусстве диктовал поиски новых форм и художественных средств.

Затем планета на четверть века погружается в эпоху исторических потрясений, катаклизмов, войн, распадов империй, экономических депрессий и тоталитарных режимов. Парадоксально, но именно тогда, в крайне непростых условиях, когда тема божественного была невероятно востребована обществом, она покидает кинематограф, уступив место пропаганде, как в России, так и за рубежом, где Церкви удалось удержать свои позиции. Л.Д. Троцкий писал: «Важнейшим, далеко превосходящим все другие, орудием в этой области может явиться в настоящее время кинематограф. Это поразительное зрелищное новшество врезалось в жизнь человечества с невиданной еще в прошлом победоносной быстротой. То, что мы до сих пор, т.-е. за эти почти шесть лет, не овладели кинематографом, показывает, до какой степени мы косолапы, некультурны, чтобы не сказать: прямо-таки тупоумны. Это орудие, которое само просится в руки: лучший инструмент пропаганды – технической, культурной, производственной, антиалкогольной, санитарной, политической — какой угодно, пропаганды общедоступной, привлекательной, врезывающейся в память, и — возможная доходная статья. Привлекая и развлекая, кинематограф уже тем самым конкурирует с пивной и с кабаком. Я не знаю, чего сейчас больше в Париже или Нью-Йорке: пивных или кинематографов?»[9]

За период с 1917 по 1950 годы бог появился на киноэкранах мира всего дважды[10]. Для сравнения — в одном лишь 2012м году на экраны вышло 28 подобных картин[11].

Так называемая «новая волна» шестидесятых вновь возродила интерес художников к образу бога. Художественный и технический арсенал заметно возрос. Дзефирелли, Пазолини и другие передовые авторы снимали философские притчи, в которых, наравне с классической евангельской традицией, богу порой отводилась роль непостижимого эксцентричного человека, часто являющегося в образе странника или незваного гостя[12]. Бог там зачастую прямо не обозначался, а лишь угадывался в одном из персонажей. При всех неоспоримых художественных достоинствах этих картин, именно с «новой волны» начинается размывание и распыление кинообраза бога, утрачивается целостность. В искусстве 1960-х годов, наряду с другими, возникает эклектичная идея, метко выраженная в одной из песен – «А что, если Бог — один из нас?»[13] Эта мысль охотно подхватывается «поколением цветов», и в итоге обозначается новый вектор, органично вписанный в философию «new age».

Отныне кино-бог — вовсе не обязательно «старик на небе» или любой другой классический образ. И вовсе не обязательно бог – данность. Это может быть и переменная, и не человек, и даже собирательный образ.

Кассовые сборы некоторых фильмов стали составлять девятизначные суммы в долларах США, и кинематограф, за некоторыми исключениями, окончательно перешел в разряд прибыльных развлечений.

В современном кинематографе образ бога стал служить лишь инструментом для привлечения заинтригованного анонсом зрителя, и, в итоге, для дополнительных кассовых сборов[14]. К услугам современного кинозрителя – целый ассортимент богов – и пожилой афроамериканец[15], и взбалмошная женщина[16], и мыслящий компьютер, и хмурый подросток, и целый совет сверхъестественных существ[17]. Также, благодаря спросу, приветствуются любые трактовки классических сюжетов, даже самые скандальные — Иисус, променявший крест на Магдалену[18], изображение Аллаха (само по себе кощунственное по факту), путаница с перевоплощениями Будды…

Бог в современном кинематографе – как правило, либо комический персонаж, либо жестокий самодур.

Безусловно, у каждого художника и автора есть неотъемлемое право свободы самовыражения, тем не менее, общий вектор духовности сейчас направлен вниз, не в последнюю очередь благодаря утрате попыток поисков бога в частности, и непостижимого в целом, в современном кинематографе.

***

Далее в исследованиях нам хотелось бы подвергнуть анализу нетеистические сакральные образы, не менее активно воспроизводимые в кинематографе, прежде всего современном. Бесконечные вампирские саги, сериалы о нелегких буднях оборотней и призраков, а также демонов, магов и медиумов – такой же непременный атрибут современной культуры, как, скажем, движения нового века и другие формы самобытного выражения человечества в XXI веке.

Опубликовано в: Материалы Международной научно-практической конференции «Человек и религия» (Минск, 14–16 марта 2013 г.) / Под ред. С.Г. Карасёвой, С.И. Шатравского. Минск : издательство «Четыре четверти», 2013. С. 215–218.