КУВАДА – это термин, которым принято обозначать совокупность разнообразных ритуальных действий, совершаемых мужем во время беременности и родов своей жены, а также в послеродовой период. В самой крайней форме обычаи кувады предполагают имитацию мужчиной реальных переживаний признаков беременности, родовых болей и послеродового восстановления. При этом фактическому физическому состоянию женщины уделяется минимальное внимание, и она должна продолжать заниматься повседневными делами, позволяя себе только небольшие перерывы. Подобные радикальные формы кувады скорее гипотетичны, нежели реальны. Понятие «кувада» в более общем смысле используют для обозначения символического поведения, демонстрируемого мужчинами во время и непосредственно после беременности и родов их жен.
Поскольку во многих (если не во всех) обществах беременность и роды женщины так или иначе влияют на поведение мужа, было бы логично предположить, что некоторые формы кувады являются универсальными. Однако, применение понятия «кувада» в таком ключе сделало бы его слишком широким, и тогда бы понадобилось отдельное понятие для обозначения более специфичных и сложных обычаев, которым следуют мужчины в некоторых первобытных обществах. В рамках одной из последних дискуссий о куваде было предложено не применять этого термина к таким формам поведения, как помощь жене по хозяйству во время беременности и организация праздника по случаю рождения ребенка. Другими словами, умеренные формы кувады очевидны, например, тогда, когда муж соблюдает пищевые запреты во время беременности своей жены или в послеродовой период. Более сложные формы кувады предполагают поведенческие изменения в послеродовой период, что может выражаться в соблюдении ограничений или табу на физический труд, или в следовании запрету покидать свой дом на определенный промежуток времени. Самые же сложные формы кувады выражаются в ритуальной изоляции мужа на время беременности его жены (или в послеродовой период) либо в их совместном доме либо в отдельном доме мужа или же в мужском общинном доме.
Обычаи кувады распространены в небольших обществах. Особенно же эти обычаи популярны среди первобытных обществ Южной Америки и Карибского бассейна. Тем не менее, научное исследование кувады также полагается на сообщения о существовании этих обычаев у айнов (первобытных аборигенов севера Японии) и у некоторых племен тихоокеанских островов.
Типичным примером может послужить нижеследующее описание обычаев кувады у тихоокеанского народа куртачи[1]. Во время беременности муж и жена изолируются в отдельных хижинах. Изоляция длится шесть дней, в течение которых муж соблюдает пищевые табу, забрасывает свои повседневные обязанности по добыванию пищи и не берет в руки острых орудий. По прошествии трех дней мужчине позволяется увидеть ребенка и дать ему лекарства, дабы тот рос сильным. На шестой день муж завершает свою куваду, получая право снова войти в хижину жены. На этот раз он держит в руках большой нож, которым будто бы намеревается зарезать ребенка.
Кувада у черных карибов[2] также весьма глубоко анализировалась и изучалась. Длительность соблюдения кувады у этого народа может варьироваться от двух дней до полного года; при этом средняя продолжительность равна трем месяцам. Кроме того, важной частью кувады у черных карибов считаются различные табу на занятия физическим трудом. То же самое верно относительно табу на сексуальные контакты (брачные и внебрачные). Напротив, пищевые запреты не играют почти никакой роли.
Поверхностный подход к феномену кувады предполагает интерпретации с точки зрения здравого смысла. Мужчины, соблюдающие ритуалы кувады, полагают, что их действия способствуют защите ребенка от вреда и разного рода опасностей; изучающие куваду этнографы, в свою очередь, считают, что подобные обычаи способствуют укреплению связи между отцом и его ребенком. В рамках психоаналитического подхода институт кувады можно рассматривать как выражение зависти к матке, то есть, как попытку мужчины оказаться непосредственно вовлеченным в важнейшую детородную функцию женщины, или даже как попытку узурпировать эту функцию. Тем не менее, желание защитить новорожденного ребенка и необходимость укрепления связи между ним и отцом, а также потребность в ослаблении зависти к противоположному полу у мужчин, бессознательно желающих принимать непосредственное участие в процессе рождения, существует во всех обществах. И только в некоторых из них практикуются обычаи кувады в тех формах, которые описали и определили антропологи. Поэтому современные исследователи кувады ищут разумное объяснение этого феномена в других, менее универсальных факторах.
Большинство этих исследователей усматривают причину кувады в укладе жизни и особенностях социальной структуры конкретного общества. Так, одна из гипотез предлагает нам более изящное использование психоаналитического подхода. Защитники этой гипотезы полагают, что ритуалы кувады могут быть результатом «меньшей значимости мужчины». Речь идет об особой комбинации отношений между отцом, матерью и ребенком, предполагающих, например, обычай, согласно которому мать спит вместе с ребенком, в то время как отец спит где-нибудь еще или вовсе находится вне поля зрения. Считается, что отсутствие непосредственного контакта между отцом и ребенком и неимение модели мужского поведения в сочетании с интенсивным контактом с матерью в детстве порождает особый тип кросс-гендерной идентичности, побуждающей мужчин к воспроизведению компенсаторного ритуального деторождения. Сторонники данного объяснения кувады также обращают внимание на то, что хотя в других обществах также можно обнаружить «низкую значимость мужчины», эти общества не имеют четко институализированных обычаев кувады. Считается, что в таких обществах с «низкой значимостью мужчины» справляются с помощью строгой системы ритуалов инициаций зрелости. Проходя через суровые инициации, юноши, предположительно колеблющиеся в выборе гендерной идентичности, наконец, осознают себя именно как мужчины, что впоследствии освобождает их от склонности к поведению по типу кувады. Кроме того, протагонисты данной теории отмечают тот факт, что едва ли не во всех обществах кувада и суровые инициации зрелости не могут практиковаться одновременно.
Наличие ритуалов кувады только в некоторых обществах пытаются объяснить и другие теории. Согласно одной из них, в обществах со слабыми фратриальными мужскими группами мужчина просто не имеет приемлемых правовых или экономических оснований для того, чтобы заявить о своих отцовских правах. Другими словами, для того, чтобы объявить ребенка своим, мужчина не может рассчитывать ни на поддержку группы сородичей, ни на предшествующий браку и рождению ребенка крупный имущественный обмен или законное деловое соглашение. Поэтому, объявляя свои права на ребенка, мужчина воспроизводит особый тип ритуального поведения, что в глазах соплеменников дает ему основания претендовать на отцовство. Согласно данной гипотезе, кувада является скорее своеобразной ритуальной сделкой, нежели магико-религиозным способом влияния на естественный биологический процесс или ритуальным выражением бессознательных психических процессов. Однако, также верно и то, что кувада как особый тип социального поведения не мог бы существовать без соответствующих психологических или религиозных предпосылок.
По всей видимости, феномен кувады можно лучше всего объяснить, применяя к нему сразу несколько различных гипотез вместо того, чтобы пытаться найти один единственный объясняющий его фактор. С другой стороны, необходимо понимать, некий импульс, подталкивающий к воспроизведению ритуалов кувады, универсален, даже если он не всегда выражается в специфических обычаях, ассоциируемых с понятием «кувада». Во всем мире мужчины проявляют активный интерес к зачатию, рождению и обеспечению выживания детей, которых они воспринимают значимыми для себя. Таким образом, мужчины во всех обществах, но в разной степени, в принципе могут либо переживать некоторые признаки беременности либо соблюдать связанные с беременностью запреты либо принимать участие в приеме родов либо вовлекаться в новые для них формы деятельности в послеродовой период. Несмотря на то, что само понятие «кувада» обозначает особые мужские обычаи и ритуалы, связанные с рождением ребенка, сам институт кувады является выражением универсального импульса, а не набором странных действий, характерных для некоторых маленьких первобытных обществ.
Библиография
С теоретическими дискуссиями о куваде с точки зрения психических процессов можно познакомиться в Robert L. Munroe, Ruth H. Munroe, and John W.M. Whiting’s “The Couvade: A Psychological Analysis” Ethos 1 (Spring 1973): 30-74 и в Ruth H. Munroe and Robert L. Munroe’s Cross-Cultural Human Development (Monterey, Calif.,1975). Кувада как гражданский ритуал, направленный на установление отцовских прав исследуется в Karen Ericksen Paige and Jeffery M. Paige’s The Politics of Reproductive Ritual (Berkeley, 1981). Все перечисленные теоретические работы содержат внушительную описательную библиографию о куваде. Типичным этнографическим исследованием кувады является Allan R. Holmberg’s Nomads of the Long Bow: The Siriono of Eastern Bolivia (Garden City, N.Y., 1969).
Рита Гросс
Энциклопедия религии (1987)
[1] Группа коренного населения Соломоновых островов (прим.перев.)
[2] Народ, проживающий в странах Центральной Америки (прим.перев.)