Уолтер Кэлбер. Инициация: мужские инициации. / Пер. с англ. и прим. И.С. Анофриев

Понятие «инициация», как и его латинский предшественник «initium», означает «начало». Во время обряда перехода человек лишается одного социального и религиозного статуса и приобретает другой. С религиозной точки зрения инициацию можно определить как встречу со священным. Преобразование личности является абсолютным; по окончании обряда перехода инициант изменяется не только социально, но также экзистенциально и духовно. Эта радикальная трансформация почти повсеместно символизируется в образах смерти и перерождения. Человек не просто изменяется, он обновляется.

Изучение ритуалов инициации в целом (особенно в первобытных обществах) всегда предполагало, прежде всего, изучение мужских инициаций. Так сложилось отчасти потому, что подавляющее большинство мужчин этнологов, антропологов и наблюдателей-дилетантов имели лучший доступ к тайным ритуалам, участниками которых были люди одного с ними пола. Однако, большее значение имеет тот факт, что, с социальной и религиозной точек зрения, мужские инициации важнее, чем женские. Так или иначе, мужские инициации всегда сложнее, и, следовательно, они привлекают больше внимания. Мужские инициации можно разделить на три категории: ритуалы зрелости, специальные инициации в тайных обществах или братствах, специальные инициации для овладения религиозной или мистической профессией.

Ритуалы зрелости в первобытных обществах: методологические подходы. Повсеместно обязательные ритуалы зрелости отмечают переход человека из детского во взрослое состояние. Юношу отделяют и изолируют, иногда буквально, от мира женщин и детей, чтобы он встретил окончание своего уединения уже полноправным мужчиной и в компании мужчин. Для мужчин наступление биологической зрелости не так четко обозначено, как для женщин, поэтому мужские инициации — это скорее культурные, нежели биологические трансформации. Кроме того, юноши зачастую проходят инициации в группах сверстников.

Природа и цели мужских ритуалов зрелости интерпретировались в рамках трех основных подходов: 1) с точки зрения историков религий, 2) с точки зрения антропологии 3) и с позиций психоаналитически ориентированных направлений в психологии. В целом эти подходы комплементарны и не враждуют друг с другом, даже если каждый из них придает особое значение отдельным аспектам ритуалов зрелости.

Историки религии, в частности — Мирча Элиаде, фактически стремились вскрыть смысл ритуала и особенно – смысл задействованных в нем символов трансформации, таких как смерть и перерождение. Историки религии пытались сделать понятным экзистенциальное состояние, переживаемое инициантом во время ритуала. В попытке отыскать универсальные модели инициации как таковой сторонники этого подхода выходят далеко за рамки исследований первобытных обществ в целом и ритуалов зрелости в частности. Таким образом, историко-религиоведческий подход оказывается теснее связан с изучением кросс-культурного символизма, чем с исследованием социальных систем, в которых символы функционируют, или структуры самого ритуала.

Для антропологов же именно структура является главным объектом исследования. Начиная с «Обрядов перехода» (Rites of Passage, 1909) Арнольда ван Геннепа, «карьера» иницианта анализировалась в связи с прохождением им трех основных этапов: «отделения», то есть лишения настоящего социального статуса, «перехода» и «включения», то есть обретения нового социального статуса. Как и Элиаде, ван Геннеп ясно представлял себе религиозное измерение инициации в первобытном обществе. Современная антропология, развивая идеи ван Геннепа и Бронислава Малиновского, интересуется, в основном, изучением «функционирования» ритуала в первобытном обществе. Соответственно подчеркивается роль ритуала в подкреплении социальных ценностей, поддержании социальной стабильности, содействии групповой солидарности и обеспечении необходимых наставлений и психологической поддержки для индивидов.

Однако, в отличие от Элиаде и ван Геннепа, современные социальные науки рассматривают инициацию преимущественно как форму секулярной деятельности. Описывая (почти всегда) только мужские инициации, исследователи полагают, что взрослеющие молодые люди, вследствие возрастающих сил, куража и сексуальной активности, начинают угрожать социальному порядку и равновесию. Ритуалы зрелости помогают социализировать таких индивидов, ослабляя тем самым их социально-деструктивный потенциал. Несмотря на то, что теории, подчеркивающие особое значение групповой солидарности, вполне применимы в контексте первобытных обществ, они почти ничего не могут дать при изучении индивидуальных инициаций в постпервобытных обществах.

Психоаналитически ориентированные направления в психологии также проявляют огромный интерес к ритуалам зрелости мужчин. На самом деле это единственная сторона жизни первобытных обществ, привлекающая их внимание. Используя теорию Фрейда (особенно такие ее аспекты, как эдипов конфликт и страх кастрации) как точку отсчета, большинство представителей этих направлений предпочитают говорить не о ритуалах зрелости в целом, а об их отдельных элементах, вроде обрезания.

Ритуалы зрелости: модели и существенные черты.
С кросс-культурной точки зрения, мужские ритуалы зрелости в первобытных обществах характеризуют три общих признака. Первый – это уже упомянутая последовательность отделения, перехода и включения. Этот сценарий очень часто соотносится с образами смерти и воскрешения. Второй признак – откровение священного знания, точнее – системы мифологических представлений. Третий признак – практика проведения ритуальных операций на теле, сопровождающихся дополнительными испытаниями.

Отделение и включение/смерть и воскресение. Как уже показал Элиаде, окончание детства и отделение иницианта от мира женщин часто проходит очень драматично, поскольку данные события символизируют физическую смерть посвящаемого. Например, в Австралии украшенные масками мужчины, изображают мифических существ, которые буквально отрывают юношей от матерей и «пожирают» их. Матери же оплакивают инициантов как если бы они действительно погибли.

Переходный период между отделением и включением может быть очень продолжительным — особенно во время ритуалов, наделяющих мужчину полнотой прав и обязанностей. Этот период, иначе называемый «лиминальным», всегда привлекал внимание исследователей. Социальный антрополог Виктор Тернер питал особый интерес к типу «лиминальной личности», являющейся ни тем ни другим, находящейся ни там и ни здесь, но всегда между и посередине. Лиминальный период двусмыслен и парадоксален. Инициант считается ни живым ни мертвым, но тем и другим одновременно. Большинство символов, задействованных в инициатических ритуалах, также бивалентны. Например, хижина, в которой инициант проходит период изоляции, символизирует и прожорливое чудовище, и оплодотворенное материнское чрево, другими словами — смерть и возрождение. Во время периода изоляции инициант как бы представляет собой царство чистых возможностей и изначальную всеобщность. Будущие мужчины часто переодеваются в женскую одежду, изображая таким образом андрогина. При этом они не являются ни мужчинами ни женщинами, но тем и другим одновременно. Лиминальная личность в определенном смысле «невидима», она живет по ту сторону общества со всеми его нормами и категориями. Традиционные запреты и предписания не распространяются на нее. Лиминальная личность священна, даже опасна. Зачастую ее нужно подвергнуть очищению, прежде чем снова интегрировать в сообщество.

Откровение священного знания и мифов. Некоторые исследователи, особенно те, что придерживались психоаналитических взглядов, не усматривали особого смысла в передаваемых во время ритуалов инициации наставлениях, а иногда и вовсе отвергали наличие в них какого-либо смысла. Большинство ученых иных методологических ориентаций настаивали на том, что в наставлениях как раз и заключается суть инициации. Более сложную проблему представляет тип сообщаемого знания. Социологи подчеркивают значение наставлений в поведении, приемлемом для нового социального статуса индивида. Историки религии указывают на значимость передачи священно мифологической традиции и истинного смысла объектов ритуальных действий. В определенной степени эти формы знания взаимосвязаны; именно посредством мифа инициант узнает кто он и кем он должен стать. С другой стороны, раскрытие мифа тем самым означает и раскрытие отношений между божествами и людьми, требующих опосредования через ритуалы, держащиеся в тайне от женщин и непосвященных. Почти во всех случаях доступом к мифо-ритуальным комплексам обладают лишь мужчины. Мужские инициации зачастую проходят в укромных священных местах, куда женщины просто не допускаются. Согласно распространенным во многих культурах мифологическим представлениям, именно в таких местах и происходили первые инициации. У племени камиларои (Австралия) священная площадка для инициаций — это место первой стоянки всеотца Байаме. Посвящаемые не только узнают о мифических событиях, они их переживают, возвращаясь в те изначальные времена, когда состоялся первый ритуал инициации.

Ритуальные операции и испытания. Ритуальные операции на теле часто проводятся во время ритуалов зрелости в первобытных обществах. На тело самыми разнообразными способами наносятся надрезы, шрамы, клейма, татуировки, в ход идут также кольца. Все это проделывается с большой оригинальностью и художественным мастерством. Ритуальные операции призваны обозначить различие между посвященными и непосвященными; таким образом символизируется окончательный переход индивида в новую группу. Особо болезненные испытания (с нанесением тяжких увечий) требуют от посвящаемого выносливости и едва ли не в большинстве архаических мужских инициациях сопровождаются другими трудностями и испытаниями. Опять же, почти во всех случаях эти испытания символизируют событие ритуальной смерти, воспроизводящее изначальный мифический прототип.

Ван Геннеп рассматривал операции на гениталиях как одну из разновидностей ритуальных операций на теле и потому не придавал им особого значения. Тем не менее практика обрезания как одного из видов генитальных операций всегда порождала огромный интерес и являлась предметом жарких дискуссий. Обрезание мужчин при наступлении зрелости — широко распространенная, если не универсальная практика первобытных племен. Во многих обществах обрезание рассматривалось как эквивалент инициации в целом, поэтому необрезанные мужчины считались детьми. Мифология и ритуалы обрезания всегда очень драматичны; на первый план выступает символика смерти. Наставники инициаций часто изображают мифических животных, которые набрасываются на посвящаемого и символически  лишают его гениталий. Использующие психоаналитическую методологию исследователи привлекают мужские ритуалы зрелости для подтверждения теории Фрейда (то же самое делал и сам создатель психоанализа). В рамках данного подхода обрезание рассматривается как символическая форма кастрации. Ритуал обрезания как раз должен сформировать у взрослых мужчина страх кастрации. Сам ритуал считается повторяющимся воспроизведением наказания, введенного первобытным отцом для своих мятежных сыновей. Итогом ритуала обрезания должно стать полное подчинение воле отца и укрепление табу на инцестуальные связи. Последователи психоаналитичекой теории считают инициатические испытания сущностными для ритуалов инициации, при этом трансляция мифологической традиции считается несущественной и отбрасывается на периферию.

Менее распространенной по сравнению с обрезанием является операция надрезания, когда на нижней поверхности полового члена делается продольный надрез. Иногда этот надрез делается сразу после обрезания, но в других случаях он может быть чуть позже увеличен, пока его глубина не достигнет уретры. Нанесенная рана периодически открывается для того, чтобы выпустить кровь. Надрезание пытались объяснить и интерпретировать самыми разными способами. В некоторых случаях, особенно тогда, когда надрез на половом члене явно отождествляется с вульвой, смысл ритуала заключается в символическом наделении мужчины женскими и мужскими половыми органами сразу. Инициант приобретает бисексуальные черты или становится андрогином, воспроизводя таким образом божественную всеобщность. Соответственно, кровь, периодически выпускаемая из раны, может рассматриваться как символический эквивалент менструальной крови. В Австралии и других местах эта кровь считается священной, и мужчины во время ритуалов инициации часто мажутся ею.

Психолог Бруно Беттельхайм предложил оригинальную интерпретацию практики обрезания и надрезания в первобытных обществах. Он заметил, что юноши переживают беспокойство и страх вследствие того, что они не располагают очевидным биологическим подтверждением собственной сексуальной зрелости вроде первой менструации у женщин. Отходя от основной линии фрейдовской теории, Беттельхайм полагает, что функция обрезания заключается в ослаблении, а не в нагнетании страха. Обрезание доказывает юношам их сексуальную зрелость. Подсознательно они даже желают быть обрезанными. Таким образом, страхи и беспокойство ослабляются, а молодые люди легче и более плавно входят в новую для них социальную роль. С точки зрения Беттельхайма, практика надрезания укоренена в бессознательной зависти мужчин к женщине, ее половым органам и ее репродуктивным способностям. Согласно классической теории Фрейда, эта зависть противопоставляется переживаемой женщинами «завистью к пенису». В ходе ритуала надрезания создается аналог вагины; периодическое открывание раны воспроизводит менструацию; сам же ритуал, согласно Беттельхайму, помогает мужчинам справиться с завистью по отношению к противоположному полу.

Вопреки очевидным различиям, ритуальные гомологии первобытных мужских инициатических ритуалов можно обнаружить в более крупных религиях: конфирмация в христианстве, упанаяна (upanayana) в индуизме, бар мицва в иудаизме. Последний ритуал служит весьма наглядным примером. Строго говоря, термин «бар мицва» обозначает вовсе не ритуал, а того, кто через этот ритуал проходит. На следующий после наступления тринадцатилетия день иудей становится «сыном заповедей», что и означает термин «бар мицва». Будучи отторженным от этического и религиозного «детства», он входит в жизнь, где ему нужно соблюдать ритуальные обязательства и нести ответственность, возложенную на его народ. Иудей становится также членом миньяна,т есть собрания из десяти человек, необходимого для чтения молитв от лица общины. Особое значение имеет первое публичное чтение молодым иудеем Торы (Пятикнижия), свидетельствующее одновременно и о его религиозных знаниях и о месте в мире зрелых людей, которое он отныне будет занимать. В некоторых традиционалистских иудейских общинах юноша также должен произнести дераша (derasha), основанную на талмудическом материале ученую проповедь,   во время посвященного бар мицва праздника. Дарение посвящаемому некоторых священных предметов является одним из центральных моментов ритуала, что наблюдается и в первобытных инициациях юношей. Молодому человеку, становящемуся бар мицва, позволяется и вменяется в обязанность носить тфилин (tefillin), две сделанные из кожи филактерии кубической формы, содержащие фрагменты библейского текста, излагающие четыре главных заповеди. Филактерии с помощью кожаных ремешков крепятся ко лбу и левой руке во время чтения утренних молитв. В тфилин помещены отрывки из Пятикнижия (Втор. 6:4-9; 11:13-21), обязывающие иудея «повязать» слова Закона на руку и над глазами. Именно это ритуальное действие бар мицва со всей тщательностью совершает первый раз в жизни.

Специальные инициации. Религиозный человек (homo religiosus) желает постоянной и углубляющейся причастности к области священного. Потому оказываются необходимы особые, специальные формы инициаций. Человек проходит через ритуалы данного типа всегда по собственной воле. Ритуалы зрелости (особенно в первобытных обществах) позволяют посвящаемому стать полноценным человеком. Специальные инициации, в свою очередь, позволяют превзойти человечность. В первобытном, классическом и современном обществах специальные инициации для мужчин могут быть разделены на две категории: (1) инициации, необходимые для вступление в тайное общество или мужской союз и (2) инициации, необходимые для получения религиозной или мистической профессии. Специальные инициации морфологически эквивалентны ритуалам зрелости. Модели и мотивы, характерные для инициаций зрелости в первобытных обществах, воссоздаются даже в специальных инициациях классического периода и современности.

Инициации в тайных обществах. Инициации, необходимые для вхождения в первобытные тайные общества или мужские братства, обычно отличались большей тщательностью в отборе кандидатов, большей суровостью, драматичностью и таинственностью по сравнению с инициациями зрелости. Но и здесь мы находим знакомые символы смерти и возрождения (или нового рождения). «Мистериальные» культы эллинистического мира можно рассматривать как пример тайных обществ. Самое греческое слово musterion означает ритуал, который непременно должен пройти только принимающий посвящение в культ человек. В отличие от официальной государственной религии, «мистерии» позволяли участникам пережить исключительный личностный опыт. Последователи едва ли не всех известных нам мистериальных культов уповали на обещание посмертного воскрешения или нового рождения. Посмертное воскрешение эквивалентно ритуальному воскрешению, которое является залогом будущей счастливой участи. Другими словами, мисту было необходимо пройти через тайный инициатический ритуал, во время которого он посредством священных символов получал обетование искомого воскрешения. Также мистерии объединяло представление о том, что грядущее торжество и воскрешение миста основывается на повторении аналогичного изначального акта, некогда совершенного каким-нибудь божеством или героем.

В ряду эллинистических мистерий, открытых как для мужчин, так и для женщин, было одно исключение. Речь идет о митраизме, тайном культе, чтившем светлого бога Митру и принимавшем в свои ряды только мужчин. Митраистское братство, отличающееся  суровостью и пронизанное особым воинским духом, было особенно популярно среди римских солдат. Парадигматический миф этого культа сообщает о том, как господь Митра принес в жертву космического быка. Из тела умирающего быка и из его пролитой крови произросли пшеница и виноград — дары плодородной земли. Затем аналогичным образом появились другие растения и животные, и так из смерти произошла новая жизнь. В соответствии с мифом, во время инициатического ритуала посвящаемый омывался в крови умирающего быка, после чего участвовал в священной трапезе, состоящей из хлеба и вина. Ритуальная трапеза повторяет то пиршество, которое устроил Митра после изначального убийства.

Подобно тому, как Митра вознесся на небеса, минуя семь планет, инициант должен пройти  семь ступеней (или уровней) посвящения. Семь ступеней ритуала также соотносятся с путешествием по небесным сферам, которое предстоит душе посвящаемого  сразу после смерти и перед воскресением по ту сторону могилы.

Ритуальный процесс предполагал проверки и испытания, соответствующие суровому военному характеру митраистского культа. Несмотря на то, что мы не располагаем большим объемом информации о ходе ритуала, нам известно, что на лоб иницианта раскаленным железом наносилось клеймо, затем кандидат должен был перенести воздействие жара и холода после чего (со связанными руками) в прыжке преодолеть ров, наполненный водой.  Ритуал проходил в криптах и катакомбах, что вновь отсылает нас к символике смерти.  Мистериальные инициации (и митраистский ритуал в частности) должны были привести к глубокой личностной трансформации посвящаемого; сообщаемое при этом знание не столь принципиально.

В современном обществе инициации, необходимые для принятия в ряды тайных обществ, можно назвать лишь полурелигиозными реликтами своих первобытных прототипов. Несмотря на то, что подлинный опыт переживания личностного обновления или трансцендентного и сакрального ныне стал редкостью, стремление к такому опыту отнюдь не исчезло. Это стремление особенно сильно проявляется в современном масонстве. Ритуал посвящения в степень мастера масона может послужить здесь отличным примером. Несмотря на то, что ритуал масонской инициации сложился в XVII веке, он успел обрасти соответствующей мифологией и легендарной историей. Согласно этой истории, истоки ритуала относятся ко времени правления царя Соломона и строительства  Иерусалимского храма. Миф повествует о том, как перед самым окончанием строительства главный храмовый архитектор Хирам Абифф был убит своими недоброжелателями за то, что отказался открыть секреты своего мастерства. Действия Хирама во время убийства составляют парадигму ритуала, во время которого повторяется и поясняется каждый жест. Подобно тому как умер Хирам, умирает и сам посвящаемый.  Момент смерти символически подчеркивает гроб, могильная яма или изображение могилы на полу в окружении черепов и скрещенных костей. Иницант «опускается» в могилу, из которой он затем поднимается «воскресшим», что символизирует его перерождение и вхождение в круг мастеров масонов, прислуживающих при воскрешении кандидата. Сопровождающее ритуал испытание также скорее символично, нежели реально. Уподобляясь Хираму, отказавшемуся раскрыть тайны своего искусства непосвященным, инициант должен под страхом смерти поклясться хранить тайны масонов. Во время ритуала проверяется не только знание кандидатом мифов и их символики — также ему сообщается более высокий уровень знания и интерпретации. Инструменты каменщиков приобретают сакральное значение как ритуальные предметы. Их символический смысл и  заключенное в них моральное послание открывается во время инициации.

Инициации при получении религиозной профессии. Иллюстрацией этого типа инициаций может послужить посвящение буддийского монаха. Принятию полного монашества обычно предшествует подготовительный период, перед началом которого человек также должен получить соответствующее посвящение. Этот период, правраджья (pravrajya) или «допущение», предполагает отделение и удаление от мирской суеты. Посвящение обычно проводится в возрасте восьми лет. Как и индуистская упанаяна, этот ритуал гомологичен первобытным ритуалам зрелости. В некоторых странах Юго-Восточной Азии новиций иногда настолько изолируется от внешнего мира, что ни одна женщина, даже его мать или сестра, не имеет возможности приблизиться к нему. Достигая двадцатилетия и завершая подготовительный период, новиций проходит ритуал посвящения в монахи — упасампада (upasampada). При этом проходит еще один период изоляции от внешнего мира и проигрывается сценарий символической смерти посвящаемого. В Лаосе все женщины в доме ритуально оплакивают кандидата накануне ординации, как это происходит и в первобытных обществах. Почти повсеместно признается, что сам Будда, отказавшись от мира чувственных удовольствий, установил мифическую парадигматическую модель совершения ритуала ординации. В Камбодже, например, будущий монах одевается в княжеский наряд и таким образом изображает Будду до начала аскетической жизни; при этом он разъезжает на лошади перед монастырем в окружении радостных друзей и родственников, представляющих славящих Будду богов. Другие участники ритуала ставят на пути иницианта различные препятствия подобно тому, как демон буддийской мифологии Мара пытался помешать Будде.

Термин «упасампада» буквально означает «пришествие». Окончательное вхождение иницанта в монашескую общину особо подчеркивается в конце ритуала, когда новопосвященного окружают все монахи монастыря, что символизирует прибежище в Будде, его учении и монашеской общине. Тот момент, когда новый монах оказывается в кругу своих собратьев, аккуратно фиксируется, поскольку именно тогда монах обретает новое рождение и начинает новую жизнь. Также посвященный, как правило, принимает новое имя.

Некоторые части ритуала ординации проводятся по образцам, восходящим к первому буддийскому собору в Раджагрихе, состоявшемуся вскоре после смерти Будды. Личности  участников собора и их деяния имеют мифологические черты. Подобно тому, как любимый ученик Будды Ананда подвергся испытаниям со стороны  первых архатов («просветленных»), так теперь и монах обязан пройти некоторые проверки и испытания.  Как и Ананда, новиций должен исповедаться в своих грехах, быть изгнанным из собрания монахов, а затем допущенным туда снова. В Тибете и других странах посвящаемому передают священные предметы, например, книги и монашеское облачение.

Ритуал (таинство) рукоположения во священники в Римской католической церкви также содержит некоторые аспекты традиционных инициаций. Само таинство, однако, проводится публично, как и аналогичные ему ритуалы (например, буддийская ординация) в современных религиях. После подготовительного периода ординант проверяется, признается достойным, а затем предстает перед епископом для избрания. Ординант должен быть избран, как и другие священники были избраны Иисусом для служения ему. Фигура Иисуса служит парадигматической моделью для всего ритуала, ведь он считается не только учителем и пастырем, но и священнослужителем. Его смерть и воскресение – это основной фон таинства. В конце таинства епископ провозглашает: «В память смерти и воскресения Господних делай все, дабы умереть для греха и войти в новую жизнь во Христе».

Центральным моментом ритуала является «возложение рук» епископом. Согласно Ветхому Завету (Числ. 8:5-11), подобным жестом во служение Богу «отделялось» целое племя — колено Левия. Сообразно изначальному значению латинского слова ordo (означающего социальную группу, обособленную от остальных людей), священник посредством ритуала буквально отделяется и ставится вне человечества. Вслед за епископом на ординанта возлагают руки все присутствующие священники. Эта древняя церемония символизирует вхождение в новую общность, она аналогична тому моменту, когда буддийские монахи окружают своего нового собрата. Подобно проходящему посвящение в монахи буддисту, ординант в римско-католической церкви буквально «принимается» в орден.

Рукоположенному священнику, после совершения над ним помазания, в первый раз позволяется совершить святое причастие (евхаристию). Ему препоручаются священные предметы: потир для вина и патена (серебряное блюдо) с хостией (хлебом). Ординанту, подобно Иисусу, отныне предстоит предлагать хлеб и вино, которые во время мессы становятся телом и кровью Христовой. Таким образом последняя трапеза Иисуса переносится в настоящее время, а  смерть и воскресение Господни разделяются общиной верных.

Библиография

Первопроходцем в изучении ритуалов инициации считается Арнольд ван Геннеп. Его работа Les rites de passage (перевод на английский The Rites of Passage[1] (Chicago, 1960) выполнен Monika B. Vizedom, Gabrielle L. Caffee). Также одной из первых работ, посвященных инициациям, является книга Хаттона Вебстера (Hatton Webster’s Primitive Secret Societes, 2d ed., rev. (1932; reprint, New York, 1968)), впервые изданная в 1908 году.  Вебстер рассматривает тайные общества с точки зрения их политического влияния. Написанная известным историком религий Мирчей Элиаде книга Rites and Symbols of Initiation: The Mysteries of Berth and Rebirth — это лучший обзорный труд по инициациям в целом и мужским инициациям в частности. В целом (но не полностью) книга основана  на примерах первобытных обществ. В сборник Initiation, edited by C. Juco Bleeker (Leiden, 1965) вошли статьи на нескольких европейских языках, включая английский. В сборнике представлены самые разные методологические подходы и исследуются ритуалы в нескольких религиозных традициях. Написанная Элиаде статья содержит превосходную, пусть и немного устаревшую сейчас, библиографию. Статья John W.M. Whiting, Richard Kluckhohn, and Albert Anthony’s “The Function of Male Initiation Ceremonies at Puberty” in Readings in Social Psychology, edited by Eleanor E. Maccoby et al. (New York, 1958) очень часто цитирцется и служит стимулом для новых исследований по свовмещению психологического и социологического подходов. В книге Frank W. Young’s Initiation Ceremonies: A Cross-Cultural Study of Status Dramatization (Indianapolis, 1965) первобытные ритуалы рассматриваются с точки зрения их социальных функций. В книге Michael Allen’s Male Cults and Secret Initiation in Melanesia (Melbourne, 1967) предпринимается попытка совместить психологический и социологический подходы; в данной работе ритуал рассматривается как средство упрочения сексуальной идентичности. Книга Bruno Bettelheim’s Symbolic Wounds: Puberty Rites and the Envious Male (Glencoe, Ill., 1954) стала почти классической. Это интересный, противоречивый (даже провокационный) и во многих отношениях образцовый труд, служащий образцом для изданных впоследствии работ на ту же тему. Для более широкого ознакомления с буддистскими инициациями см. Paul Levy, Buddhism: A “Mystery Religion”? (New York, 1968).

Уолтер Кэлбер

Энциклопедия религии (1987)