Предисловие главного редактора «Религиозной Жизни»
Вопрос о монотеизме в Древнем Египте эпохи царя Аменхотепа IV Эхнатона (XVIII династии) сегодня не стоит так остро, как в прошлом веке, в виду многих обстоятельств, неизвестных либо малоизвестных ранее. Древнеегипетское понятие «нечер», традиционно переводимое как «бог», обрело новые открывшиеся смыслы, не свойственные греческому «теос», латинскому deus, а тем более славянскому «бог». Среди них можно выделить такое значение понятия «нечер» как «то, что захоронено» (См. Dunand, Françoise and Zivie-Coche, Christiane. Gods and men in Egypt : 3,000 BCE to 395 CE. – Cornell University Press: Ithaca and London, 2004. P. 8). Несмотря на то, что культ божеств, ставших впоследствии общегосударственными, появился в Древнем Египте ещё в дописьменную эпоху, сохранившиеся архаические религиозные памятники дают основания для сомнений в том, что понятие «теизм» может быть применимо для древнеегипетской религии, по крайней мере в ранний период. В то же время сходства священных атрибутов Амона Фиванского с ранним Яхве подмечали многие исследователи ещё в прошлом веке. Атон, как божество, появился в древнеегипетском пантеоне задолго до рождения Аменхотепа IV Эхнатона и даже при этом царе фактического единобожия в Египте не было. Запрет на почитание иных божеств появился лишь за два года до кончины Эхнатона, и даже на их протяжении соблюдался далеко не по всей стране. Известно, что Эхнатон не был ни первым религиозным реформатором (на этот статус может претендовать царь II династии Сетх Перибсен, а может и кто-то до него), не был Эхнатон и первым, кто пытался закрывать храмы и святилища богов по всему Египту (этим, согласно Геродоту, занимался ещё сам Хеопс). Тем не менее, персона Эхнатона была горячо любима христианскими богословами, отстаивавшими концепцию прамонотеизма, а также историками монотеизма. Статья американского египтолога Ричарда Уилкинсона посвящена основным вехам осмысления египтологами вопроса о монотеизме применительно к Эхнатону. Несмотря на некоторое своё научное устаревание, она остаётся важной для религиоведения.
Артём Тюрин
В XIX веке среди египтологов возник спор, который продолжался многие годы и не был завершен до сих пор. В центре дискуссии оказался один из фундаментальных аспектов египетской религии: были ли древние египтяне всегда политеистами или же были периоды или тенденции, при которых египетская религия медленно, но неуклонно двигалась в сторону монотеизма?
Верующие в одного бога или Многих
В своей работе The Dawn of Conscience, вышедшей в начале 1930-х годов, американский египтолог Джеймс Генри Брэстед утверждал, что религия еретического фараона XVIII династии Эхнатона, пытавшегося отменить почитание большинства традиционных египетских богов и заменить их поклонением солнечному диску Атону[1], была не чем иным, как прямым предшественником иудео-христианско-исламского монотеизма более поздней истории. В 1934 году немецкий египтолог Герман Юнкер пошел дальше, предположив, что египетская религия на самом деле была изначально монотеистической и лишь после основания египетского государства превратилась в массу разрозненных отдельных культов. Хотя аргументы в пользу такого примитивного монотеизма и идеи единого трансцендентного божества уже были давно отброшены, представление о том, что египтяне постепенно развивали монотеистический образ мышления, оказалось более стойким. Некоторые ученые усматривают в постепенном возвышении главных божеств, таких как Ра, Осирис и Амун именно этот тип развития. Другие считают, что египетское слово «бог» — нечер[2] — используемое без указания на конкретного бога (что было особенно распространено в египетской «поучительной литературе» или «наставлениях», а также в личных именах, в которых слово «бог» сочеталось с каким-либо другим элементом) также демонстрирует идею существования единого бога в египетской религии. В своей влиятельной работе, опубликованной в 1960 году, Зигфрид Моренц объединил эти аргументы в поддержку идеи существования за почти бесчисленными божествами египетского пантеона во все времена его исторического существования, по крайней мере, у некоторых египтян, растущего осознания единого бога.
Другая точка зрения на этот вопрос появилась с публикацией аналитического исследования Эрика Хорнунга в 1971 году. В своей работе Хорнунг систематически изучил этот вопрос и не нашел никаких доказательств существования устойчивого движения к монотеизму. Ключевым аргументом, по его мнению, является то, что слово «бог» в египетском употреблении никогда не означает абстрактное божество, превосходящее других богов, а скорее является нейтральным термином, который может применяться к любому божеству или, как выразился Хорнунг, «к какому угодно богу». В личных именах, таких как Мери-Нечер, что значит «тот, кого любит бог», это может подразумевать любого бога и иметь множество конкретных параллелей, например, «тот, кого любит Птах». С этой точки зрения различные проявления синкретизма или «вселения» одного божества в другое не свидетельствуют о движении к монотеизму. Хотя верующие могли почитать одного бога больше остальных, это всего лишь генотеизм — форма религиозной практики, при которой остальные боги остаются. И, наконец, хотя верно, что в определенные моменты можно найти верховного бога во главе египетского пантеона, другие боги сохраняют свою важность, а качества главенствующего божества не принадлежат какому-то одному конкретному богу. Даже в один и тот же период времени мы находим множество богов, называемых «владыками всего сущего», «единственными» или «уникальными». По мнению Хорнунга, только «еретик» Эхнатон явно настаивал на подходе, который утверждал одного бога с исключением всех остальных. Другие ученые, однако, рассматривают контекст религиозной «революции» Эхнатона иначе. Например, Ян Ассман в своей работе «Моисей Египетский», вышедшей в 1997 году, указал, что различные мифы о сотворении мира, разработанные египтянами, и постоянный процесс синкретизма отражают два фундаментальных, но различных подхода к парадоксу «Единого и Множества», присущему всей древнеегипетской религии. Ассман характеризует эти несовпадающие точки зрения как два подхода: порождения, согласно которым Единый порождает Многих (как это видно в египетских мифах о сотворении мира) и эманации, когда Единый присутствует во Многих (что проявляется в синкретизме). Эти подходы существовали в Египте одновременно на протяжении большей части династического периода, однако, в религии Эхнатона концепция эманации бога Атона отсутствует. Атон создает мир и все, что в нем есть только через порождение. С этой точки зрения, Атон хоть и является имманентным в своем творении, он в то же время выходит за его пределы, что присуще истинному монотеизму.
Верующие во многих и в одного
Недавно Джеймс Аллен предложил синтез двух устоявшихся в египтологии и противоположных друг другу точек зрения на монотеизм Эхнатона. Первая (принятая в основном ранними египтологами) рассматривает идеи Эхнатона как производные от концепций, существовавших в египетской религии задолго до его правления, а вторая (поддерживаемая Эриком Хорнунгом) видит в религии Эхнатона, особенно в его монотеизме, радикальное новшество, не имеющее никаких аналогов. Аллен принимает доказательства обеих сторон и предлагает новую интерпретацию. Подчеркивая, что Хорнунг, безусловно, прав в указании на различие между монотеизмом Эхнатона и более ранними египетскими представлениями о боге, Аллен показывает, что радикальность теологии Эхнатона заключалась не в провозглашении единства бога, а в настойчивом настаивании на его исключительности.
Универсальная логика египетской мысли вполне могла допустить сосуществование осознания единства бога с традиционным политеизмом. Он предполагает, что лучшим доказательством этого является феномен синкретизма, который «объединяет представление о боге как одновременно о Многом и Едином». Это не значит, что египетская религия была по сути «монотеизмом с политеистическим лицом», а восприятие бога как единого, возможно, ограничивалось лишь несколькими египетскими теологами. Но, возможно, даже для обычных египтян опыт божественного мог быть в какой-то степени монотеистическим — хотя и они продолжали описывать мир в политеистических терминах, они также отождествляли свое единое представление о «боге» с конкретным божеством в определенных ситуациях.
Преимущество этой точки зрения заключается в том, что, принимая обоснованную критику Хорнунга в отношении конкретных доказательств египетского монотеизма, она, тем не менее, позволяет учитывать свидетельства наличия определенной позиции, которая, кажется, лежит в основе многих египетских текстов, называемых «поучениями». Как пишет Аллен: «авторы этих текстов не отстаивают какую-то конкретную теологию: они выражают свое понимание взаимоотношений человека с божественным в целом, а не „этого бога” как в политеизме или „Бога” как в генотеизме, а просто „бога”». С этой точки зрения египтяне были в некотором смысле и политеистами и монотеистами, а религия Эхнатона могла иметь определенные прецеденты как в формальной теологии, так и в народных представлениях, которые сводились к идее бога в единственном числе. Однако не столько радикальная сосредоточенность на едином боге, сколько догматическая исключительность отличала религию Эхнатона и в итоге сделала его теологию неприемлемой для большинства древних египтян. Только с последующим появлением иудаизма, христианства и ислама такая исключительность в поклонении Единому закрепится и исторически ознаменует конец для египетского Множества.
Древние египтяне верили, что стабильность созданного мира сохраняется благодаря поддержке своих божеств, ведь именно забота богов о пропитании и поддержании космического равновесия не позволяла хаосу и небытию вторгаться в мир и разрушать его. Таким образом, в египетском понимании религии гораздо больше внимания уделялось индивидуальному и коллективному служению богам и правильным действиям, чем абстрактным теологическим идеям, вероучениям или догмам.
Коллективное поклонение богам включало постоянное служение им через ежедневное очищение, одевание, кормление и развлечение их изображений в официальных храмах, а также на многочисленных фестивалях, ритуалах и мистериях. На личном уровне люди во всех слоях общества имели доступ к богам, что со временем, особенно в поздние периоды египетской истории, переросло в близкие отношения с божеством и, в конечном счете, переросло в концепцию личного спасения.
Концепция трансцендентности
Вопрос о том, верили ли древние египтяне в концепцию монотеизма содержит в себе еще один — разработали ли они идею трансцендентного божества. Хотя более ранние утверждения на этот счет не выдержали испытания временем и научным анализом, в некоторых египетских источниках можно найти свидетельства наличия идеи трансцендентной божественной силы — особенно проявляющейся в трансцендентности пространства и времени.
Уже в «Поучении Мерикара» (которое было составлено, по-видимому, в эпоху Среднего Царства) мы находим выражение «бог знает каждое имя», что, возможно, указывает на идею всезнающего бога. В конце эпохи Нового Царства мы обнаруживаем случаи, когда великий бог Амун рассматривается в манере, которая может указывать на веру в его трансцендентные способности. В одном из текстов говорится, что Амун слышит молитву того, кто взывает к нему и «в один миг он приходит издалека к тому, кто зовет его». Некоторые другие тексты, кажется, воспроизводят это отношение. Хотя они могут свидетельствовать только о том, что Амун рассматривается здесь как действующий в более широком и масштабном смысле, чем это было принято до эпохи Рамзеса, также нет никаких убедительных указаний на то, что концепция трансцендентности не была задействована. Безусловно, египетские боги в конечном счете не могли выйти за пределы времени — как это было показано в первой части — потому что, как и люди, они подвержены старению и смерти. Они также не могли полностью преодолеть пределы пространства, так как не могли проникнуть во внешние области, лежащие за пределами сотворенного космоса, которые, согласно египетской мифологии, непригодны для богов, или в те области Дуат, куда не проникает свет бога солнца.
Однако, несмотря на эти факты, возможно, что с точки зрения египтян, в религии позднего Нового царства существовала идея относительной, если не абсолютной трансцендентности. Немногочисленные тексты, в которых затрагивается эта тема, действительно показывают, что Амун рассматривался как трансцендентное пространство внутри мира, в котором боги действовали и были рождены. В отношении этого же бога можно найти тексты, которые намекают на трансцендентность божества даже за пределами мифического космоса египтян. В лейденском папирусе[3] об Амуне говорится следующее:
«Дальше он, чем небо, глубже он, чем Дуат, (и) ни один бог не знает его истинного облика»[4].
В этом тексте подчеркивается «непознаваемая природа» Амуна, однако выражение «он дальше, чем небо, он глубже, чем Дуат», похоже, указывает на представление о трансцендентности божества по отношению к самому космосу и по сути не отличается от настроений библейского псалмопевца, которые долгое время рассматривались учеными как отражение трансцендентной вездесущности еврейского бога:
«Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты»[5].
Можно также рассматривать природу Атона Эхнатона как трансцендентную в определенных аспектах[6] и тот факт, что в Поздний период о солнечном баране говорили, что у него не только четыре головы, но и 777 ушей и миллионы глаз, демонстрирует идею значительно расширенных чувствах божества в практическом мифическом контексте. Хотя это и не доказывает всезнания, это не существенно отличается от теологических разработок более поздней истории, которые выдвигают идею бога, видящего даже самые незначительные события.
Richard H. Wilkinson The Complete Gods and Goddesses of Ancient Egypt. — Thames and Hudson, 2003. Pp. 34-40.
[1] Richard H. Wilkinson The Complete Gods and Goddesses of Ancient Egypt. — Thames and Hudson, 2003. P. 236.
[2] Budge E. A. An Egyptian hieroglyphic dictionary: with an index of English words, king list and geological list with indexes, list of hieroglyphic characters, Coptic and Semitic alphabets, etc // (No Title). – 1920. Р. 412.
[3] Pap. Leiden i 350
[4] Перевод Жданов В. В. / Лейденский гимн Амуну-Ра (Pap. Leiden i 350) как памятник древнеегипетской теокосмогонии эпохи Рамессидов
[5] Пс 138:7-8
[6] Richard H. Wilkinson The Complete Gods and Goddesses of Ancient Egypt. — Thames and Hudson, 2003. P. 236