Джеймс Джордж Фрэзер (1854 — 1941) — британский антрополог и религиовед. Джеймс Фрэзер, старший из четырех детей в семье зажиточного фармацевта, увидел свет в еще не затронутом индустрилиализацией Глазго. Его родители были набожными последователями Свободной церкви Шотландии, консервативной деноминации, которая в 1840-х годах откололась от (официальной) Церкви Шотландии из-за разногласий по вопросам церковного управления. Фрэзер рос в атмосфере глубокого благочестия, которую впоследствии, следует отметить, он вовсе не называл гнетущей.
Фрэзер рано проявил склонность к науке и поступил в университет Глазго во вполне обычном для того времени возрасте пятнадцати лет. В написанных незадолго до смерти воспоминаниях он писал, что здесь с ним произошли три важных события: он до конца жизни пристрастился к классической древности, он пришел к убеждению, что мир управляется системой неизменных законов, и, наконец, он безболезненно избавился от свойственной ему в детстве религиозности.
Учась в университете в Глазго, Фрэзер демонстрировал блестящие результаты, однако скоро он осознал, что хотя шотландское образование было более фундаментальным, чем английское, его стандарты все же не столь высоки. После получения степени в Глазго, Фрэзер был принят в Тринити-колледж Кембриджского университета в 1874 на программу второго бакалавриата. По итогам классического трипо в 1878 году он занял второе место. Защита диссертации о платоновской эпистемологии в 1879 году обеспечила ему членство в Тринити-колледже, которое после трехкратного продления было присвоено ему пожизненно. Фрэзер был членом Тринити-колледжа на протяжении более 60 лет.
В 1896 году Фрэзер женился на миссис Элизабет (Лилли) Гроув, вдове французского происхождения с двумя детьми, которой в силу стесненных обстоятельств пришлось заняться писательским ремеслом. Она написала одну из первых по времени и по значению книг об истории танца, а также несколько коротких пьес на французском языке для школьных постановок. Очень скоро она убедилась, что научное сообщество не признает заслуг ее супруга, и стала прилагать все усилия для продвижения его карьеры (сам Фрэзер оставался типичным ученым-исследователем, нелюдимым и застенчивым). Она также организовала перевод его трудов на французский язык, благодаря чему Фрэзер стал очень хорошо известен во Франции после Первой мировой войны. В 1914 году Фрэзер был посвящен в рыцари, в 1920 — стал членом Королевского общества, а в 1925 — награжден Орденом заслуг.
Первым научным трудом Фрэзера, начиная с которого можно говорить о его интересе к антропологии, был написан благодаря его дружбе с Уильямом Робертсоном Смитом (1847-1894), выдающимся шотландским теологом и семитологом- компаративистом. Больше, чем кто-либо другой, Смит способствовал популяризации достижений немецкой библейской критики в Британии конца XIX века. Эти усилия привели к тому, что он стал обвиняемым на последнем громком судебном процессе по делу о ереси у себя на родине. Даже будучи оправданным, Смит приобрел слишком печальную известность в Шотландии, и потому согласился занять академическую позицию в Кембридже. Вместе с другими занятиями он совмещал обязанности редактора девятого издания “Британской энциклопедии”, находясь в постоянном поиске подходящих авторов статей. Познакомившись со своим соотечественником Фрэзером в Тринити-колледже, Смит быстро приобщил его к работе. Поскольку в то вермя энциклопедии издавались по одному тому за раз и поскольку тома до буквы “О” уже увидели свет, Фрэзеру было поручено писать статьи, начиная с буквы “P” и далее. Так Фрэзер становится автором статей “Табу” и “Тотем”, что приводит его на пока еще мало освоенное поле антропологии.
В 1889 году Фрэзер обратился к издателю Джорджу Макмиллану и предложил ему рукопись о магии, фольклоре и религии в древнем мире. Макмиллан принял это предложение, и уже в следующем году свет увидела двухтомная “Золотая ветвь”. Книга была принята в целом благосклонно, рецензенты отмечали впечатляющую эрудицию и литературные дарования автора. По завершении работы над первым изданием, Фрэзер сразу же начал готовить второе расширенное издание, которое появилось в 1900 году уже в трех томах. Третье и последнее издание — в 12 томах — выходило с 1911 по 1915 года. Эту объемную версию сам Фрэзер потом сократил в 1922 году, а в 1936 году он дописал к ней 13 том “Дополнений”.
“Золотая ветвь” заслуживает особого внимания, поскольку она остается самой известной работой Фрэзера, но она едва ли исчерпывает его вклад в историческое и антропологическое исследование древней и “первобытной” религии. В 1898 году он издал “Описание Эллады Павсания” — перевод записок Павсания о его путешествиях, сопровождаемый пятью томами комментариев, карт и гравюр. Все это стало результатом пятнадцатилетней работы. Павсаний, составивший во II веке н.э. путеводитель по Греции, особенно интересовался религией и постоянно наводил справки о религиозных артефактах и ритуалах, известных в сельской местности, но не сохранившихся, например, в Афинах. Очень часто записки Павсания оказываются единственным источником сведений о многих явлениях народной религии древних греков. “Описание Эллады” стало для Фрэзера идеальным текстом, с которым он работал одновременно как знаток классической древности и как сравнительный антрополог.
Среди других работ Фрэзера по истории религии следует назвать “Лекции по ранней истории царственности” (1905); “Тотемизм и экзогамия” (давшая Зигмунду Фрейду и немалый объем сведений и идею для названия собственной работы — “Тотем и табу” (1911)); “Фольклор в Ветхом Завете” (1918) (ставшая результатом занятий древнееврейским языком); издание “Фаст” Овидия (1929). Поэтическое повествование в “Фастах” выстроено вокруг цикла римских праздников; как и “Описание Эллады”, этот текст позволил Фрэззеру задействовать весь имеющийся у него в распоряжении научный инструментарий.
“Золотая ветвь” стала своего рода событием, поскольку она предложила нечто, что никогда прежде не создавалось на английском языке: написанный понятным неформальным языком научный труд, в котором с эволюционистской точки зрения так рассказывалось о верованиях и обычаях древних греков и римлян, как если бы они относились к так называемым “первобытным” народам. К концу XIX столетия античный мир уже не столь безоговорочно считался истоком и хранилищем величайших достижений мысли и слова, как это было принято со времен эпохи Возрождения. Историография классической эпохи XVIII и XIX веков уже была в значительной степени демифологизирована. Однако поскольку классические предметы все еще занимали центральное место в учебной программе и, следовательно, в воспитании и привычках высшего общества в Великобритании, образованный читатель оказался шокирован, когда Фрэзер убедительно демонстрировал, что жизнь и образ мыслей античного человека мало чем отличался (зачастую даже в мельчайших деталях) от жизни и образа мыслей “первобытных народов” (или “дикарей”), которые стали хорошо известны европейской публике в результате империалистической экспансии XVIII и особенно XIX столетий.
Представленную в “Золотой ветви” систему аргументации с полным правом можно назвать частью фундамента современной культуры (хотя бы в метафорическом смысле), хотя многие специалисты могут оспаривать ее частично или полностью, а пользующиеся ею просто образованные люди могут вообще ничего не знать о ее происхождении. Если говорить коротко, то главный замысел этой работы заключается в том, чтобы объяснить любопытный обычай ритуального поединка, который, согласно древним текстам, практиковался в античные времена в расположенном неподалеку от Рима городке Ариция. В роще подле озера Неми постоянно бдит “жрец” в ожидании претендента, желающего оспорить его положение. Закон этого места гласил, что любой добравшийся до рощи беглый раб получит свободу, если сумеет убить ее хранителя. Однако вместе со свободой он получает и обязанности жреца, а значит теперь он сам должен будет убивать или быть убитым. Фрэзер полагает, что этот обычай нельзя понять, опираясь единственно и целиком на концепции древнеримской религии; напротив — его элементы следует рассматривать с применением сравнительного метода, приводя примеры схожих ритуалов в “первобытных” обществах. Фрэзер утверждает, что хранитель рощи был царем-жрецом, который (как и все аналогичные фигуры в первобытных обществах) буквально воплощал в себе благополучие всего сообщества, а потому его жизнь и здоровье должны сохраняться любой ценой. Это ведет к рассмотрению фактических и символических (вроде табу, магии, жертвоприношения и изгнания козла отпущения) стратегий, с помощью которых такие сообщества старались уберечь царя от немощей или смерти. В центре работы — очень длинный анализ мифо-ритуального комплекса в религиях древнего восточного Средиземноморья, сконцентрированный на мотивах смерти и воскресении; основные темы этого комплекса часто драматически представлялись в противостоянии времен года и других церемониях, обеспечивающих плодородие. В этой связи подробно рассматриваются ритуалы, связанные с Аттисом, Адонисом, Осирисом и Дионисом. Всех этих персонажей Фрэзер понимает как божественных протагонистов одной и той же вечно и всюду повторяющейся драмы растительной жизни.
Наконец, Фрэзер признает, что все происходящее в роще Неми — это только предлог, для того, чтобы исследовать нечто по-настоящему его интересующее, нечто более важное: ни много ни мало законы, описывающие функционирование “первобытного (примитивного) мышления”, которое по определению менее развито, чем нормальное мышление. Несмотря на то, что с ним нельзя работать напрямую, его все же можно изучать, применяя позаимствованный из первопроходческих работах германского фольклориста Вильгельма Маннхардта “закон сходства”: когда в нескольких обществах обнаруживаются сходные обычаи, можно сделать вывод, что мотивы людей, придерживающихся этих обычаев, тоже одинаковы. Это следует из общепринятой тогда идеи (выдвинутой Э.Б. Тайлором) о единообразной эволюции человечества — умственной и физической. Далее, поскольку для Фрэзера мышление первобытных “арийцев” до сих пор сохранилось в мышлении современных европейских крестьян, поскольку последние до сих пор причастны к ментальности, не затронутой современной мыслью, постольку для него оказывается приемлемым сравнивать поведение этих так называемых современных первобытных людей (крестьян и слаборазвитых племенных сообществ) с поведением людей исторических обществ древнего мира с целью выявить законы функционирования первобытного мышления.
Однако Фрэзер интересовало также нечто еще более значительное, чем первобытная эпистемология. Хотя в своем исследовании умирающих и воскресающих богов Восточного Средиземноморья он нигде не упоминает имени Иисуса, только самые несообразительные из его читателей не смогли провести параллели между языческими обрядами, являющимися следствием несовершенного (потому что иррационального) понимания вселенной, и современным христианством. Фрэзер использовал “объективный” научный сравнительный метод, что вынести христианству окончательный приговор как пережитку времен невежества, легковерия и суеверия. Нет никаких сомнений, что это его подсознательное сообщение нашло своих адресатов: множественные случаи использования фрэзерианских идей и образов в литературе и критике культуры после Первой мировой войны (самое известное — в “Бесплодных землях” Т.С. Элиота) достаточно убедительно подтверждают это. Стоит добавить, что в бумагах Фрэзера в библиотеке Тринити-колледжа содержится множество писем от читателей, образованных и не очень, которые благодарят его за то, что он убрал завесу иллюзий по поводу “истинной” природы христианства, которая до того была у них перед глазами.
По прошествии времени все более заметным становится сходство Фрэзера с теми ученым-эрудитам, которые, начиная с эпохи Возрождения, имея общую идею и достаточно прилежания, периодически предпринимали попытки дать целостное описание и интерпретацию религии как самостоятельного феномена. Место и время, в которых жил Фрэзер, дали ему для этого несколько преимуществ. Во-первых, только в конце XIX века благодаря европейской империалистической экспансии оказался открыт почти весь мир племенных сообществ. То есть Фрэзер принадлежал к первому поколению исследователей, которые благодаря имеющимся данным могли составить убедительную, антропологически подкрепленную общую картину религиозного поведения. Во-вторых, триумф учения Дарвина автоматически делал безоговорочно корректной любой объяснительную модель, которая основывалась бы на эволюционистских предпосылках. Если мышление развивалось линейно, как полагал Фрэзер (и Тайлор), то строгий, единообразный последовательный переход от магии к религии, а от нее к науке представляется вполне правдоподобным описанием того пути к знанию, который человечество действительно прошло.
Однако, если бросить на Фрэзера современный взгляд с нашей стороны пропасти, порожденной как кошмарным XX столетием, так и многими годами антропологической полевой работы и гораздо более сложным философским и методологическим контекстом, то уже сам он покажется пережитком системы мышления если не почти примитивной, то уж точно очень старой и очень далекой. Свойственные ему крайний эмпиризм и антитеоретические заключения в конце концов сделали его жертвой имевшихся у него в распоряжении бессчетных данных. С другой стороны, ему бы никогда не удалось создать столь волнующую картину эволюционной борьбы человечества за самопознание, если бы он столь охотно не использовал простые категории, с помощью которых он обобщал эти данные.
Профессиональное “потомство” Фрэзера многочисленно и разнообразно, равно как и оценки его наследия. Для большинства англоязычных антропологов он стал одним из худших примеров “кабинетного ученого” от антропологии, ставшего ненужным после наступления эпохи полевых исследований. Религиоведы оценивают его более высоко, вероятно потому, что сравнительный метод (а работы Фрэзера являются выдающимся примером его применения) до сих считается приемлемым в их науке. Наконец больше всего его имя значит для литературных критиков и историков культуры, хотя в их род занятий он и не внес особого вклада.
Разумнее всего отнести Фрэзера к великой традиции, в наши дни уже угасшей в результате достижения антропологией научного статуса. В рамках этой традиции религия понималась гуманистически и потому рассматривалась как всегда уместная тема для диалога с образованным читателем. Несмотря на присущие ему очевидные недостатки, Фрэзера можно считать ученым, чей кругозор и литературный дар обеспечили ему место в ряду тех, кто расширил современные представления о загадочном прошлом человечества.
БИБЛИОГРФИЯ
Более подробные биографические сведения см. в моей книге Robert Ackerman J. G. Frazer: His Life and Work (Cambridge, 1987). Две отрывочные книги воспоминаний одного автора: Robert Angus Downie, James George Frazer (London, 1940) и Frazer and the Golden Bough (London, 1970). Gлезный путеводитель по творческому наследию Фрэзера: Theodore Besterman A Bibliography of Sir James Frazer, O. M. (London, 1934). Также полезны некрологи: E. O. James in the Dictionary of National Biography, 1941–1950 (supp. 3), R. R. Maretin the Proceedings of the British Academy 27 (1941): 377–492,и H. J. Fleure in the Obituary Notices of Fellows of the Royal Society 3 (1941): 897–914, are helpful. См. также BronislawMalinowski “Sir James George Frazer: A BiographicalAppreciation,” в его A Scientific Theory of Culture and Other Essays (Chapel Hill, N.C., 1944), pp. 177–221 — одновременно внятная критика и признание заслуг Фрэзера как основателя современной научной антропологии и как великого гуманиста.
Новые источники
Robert Ackerman, см. “J. G. Frazer and the Jews,” in Religion 22 (1992): 135–150, and The Myth and Ritual School: J. G. Frazer and the Cambridge Ritualists (New York and London, 1991; 2d ed. 2002), особенно 4 глава: книга очень информативна, несмотря на некоторые фактические ошибки и общую неадекватность с точки зрения истории религии. Эти недостатки игнорируются в обзоре Michel Despland, Numen 50 (2003): 479–481.
Резкая критика в статье другого выдающегося представителя британской социальной антропологии: Edmund R. Leach, “Golden Bough or Gilded Twig?,” Daedalus 90 (1961): 371–387.
Важная работа с историко-религиоведческой точки зрения: Jonathan Zettel Smith, The Glory, Jest and Riddle. James George Frazer and the Golden
Bough (Ph.D. diss, Yale, 1969). Взгляды Смита обобщены в важной статье “When the Bough Breaks,” History of Religions 12, no. 4 (1973): 342–371, reprinted in J. Z. Smith, Map is not Territory, Leiden, 1978, pp. 208–239, и в 4 главе of Drudgery Divine (Chicago, 1990), pp. 85–115. Фрэзер занимает центральное место в переосмыслении Смитом области сравнительных религиоведческих исследований, эта работа отличается глубокой эрудицией и непревзойденной проницательностью, хотя она и весьма противоречива в своих далеко идущих выводах.
См также статью “James George Frazer” by Hans Wissmann, in Klassiker der Religionswissenschaft von Friedrich Schleiermacher bis Mircea Eliade, Munich, 1997, pp. 77–89.
О литературной стороне наследия Фрэзера см. John B. Vickery, The Literary Impact of “The Golden Bough” (Princeton, 1973); Robert Fraser, The Making of “The Golden Bough” (London, 1990) and Sir James Frazer and the Literary Imagination, edited by Robert Fraser (London, 1990).
Ackerman Robert. The Myth and Ritual School. New York, 1991.
Beard, Mary. “Frazer et ses bois sacrés.” In Les bois sacrés: actes du colloque international organisé par le Centre Jean Bérard et l’École pratique des Hautes Études (V Section), edited by Olivier de Cazanove and John Scheid, pp. 171–180. Naples, 1993.
Gee, Emma. “Some Thoughts about the ‘Fasti’ of James George Frazer.” Antichthon 32 (1998): 64–90.
Robert Ackerman: Frazer, James G. Encyclopedia of Religion, vol. 5, pp. 3190-3193 (1987). Перевод с английского И.С. Анофриев