Доклад на IV Международной научно-практической конференция
«Религия и / или повседневность», 16–18 апреля 2015 г., Минск, Беларусь.
Предельную трудность, на мой взгляд, представляет осмысление трех феноменов истории науки:
- Поиск оснований науки, направленный в историческую глубину и, к сожалению, обычно не имеющий встроенных методологических ограничителей[1];
- Исследование ее границ, в историческом, методологическом, социологическом (социология науки, социология знания) и психологическом (психология науки) планах.
- И, наконец, понимание ее настоящего статуса, осмысление себя как целого.
Далее мне хотелось бы представить ряд упорядоченных размышлений, посвященных трех возможным стратегиям осмысления[2] современного состояния российского религиоведения.
- Метод
Если религиоведение – это эмпирическая гуманитарная наука, объектом которой выступает интуитивно понимаемое поле «религиозного», а предметами – концепты «религии» (1), реальные религиозные традиции мира – не всегда соответствующие концептам «религии» (2) и религиозные феномены, нередко выходящие за пределы собственно религиозных традиций (3), то дисциплина, изучающая само религиоведение – это метарелигиоведение, а именно история, методология, социология и психология религиоведения[3].
Еще сорок лет назад З. Понятовский считал, что «наука (о религии) не существует в социальном вакууме. Она связана не только с философией или теологией, но также и с множеством вненаучных факторов, к примеру, с потребителями нашей продукции. Поэтому метарелигиоведение должно также стать религиоведческой “политологией”»[4]. П.О. Шольц, определяя метарелигиоведение в понимании Понятовского, отождествляет его с «общей теорией религии, методологией и историей религиоведения»[5], поясняя, что его задачей является «разграничение области религиоведения [с другими областями] и определение его специфики, методологии и истории»[6]. П. Маккензи фактически отождествляет метарелигиоведение с «введением в религиоведение»[7]. В свою очередь, А.А. Зых упоминает, что в последние годы метарелигиоведение стремится добиться статуса отдельной дисциплины[8]; насколько нам известно, как учебная дисциплина метарелигиоведение пока нигде не читается – в отличие от истории религиоведения.
История религиоведения по праву может быть названа базовым элементом метарелигиоведения, так как никакая наука не может корректно мыслиться вне своей истории. Вместе с тем ниже я предлагаю кратко ознакомиться с выделенными стратегиями религиоведческого самоосмысления, описанными сообразно предложенной модели метарелигиоведческого метода – историческим, методологическим, социологическим и психологическим аспектам религиоведения.
- Стратегия пролонгирования
В рамках первой описываемой стратегии российское религиоведение[9] предстает как сложный, гармонично упорядоченный универсум значений, целостно интегрирующий разнородные религиоведческие дисциплины в единый организм живого и развивающегося научного знания.
В историческом плане российское религиоведение предстает неразрывной линией научной преемственности, от российских ученых XVIII века к настоящему постсоветской России. Определенные проблемы религиоведение испытывает при изменении ценностей конкретного периода российской истории (переход от дореволюционного религиоведения к советскому, от советского – к современному), но эти проблемы носят частный характер и не влияют на ценность религиоведческих исследований в любой период времени. Какое-либо указание на ангажированность религиоведческих изысканий в советский период может восприниматься как покушение на религиоведение в целом и религиоведческое сообщество в частности.
Методологически религиоведение, согласно этой стратегии, последовательно выстраивает себя как мультиметодологическое знание, приемлющее любой признанный научным в рамках любой другой науки подход. Религиоведение предстает совокупностью религиоведческих дисциплин (разделов), и таковые (философия религии, история религии, социология религии, психология религии, феноменология религии) выстраиваются мериологически (т.е., «через запятую»). При таком делении крайне сложно обосновать то, что религиоведческие дисциплины являются разделами религиоведения, а не конкретных наук – истории, социологии, психологии, философии и прочая[10]. Далее, оказывается невозможно остановить бесконтрольное размножение религиоведческих дисциплин (разделов) религиоведения; с течением времени появляются все новые – антропология (этнография / этнология) религии, география религии, экология религии, филология религии, семиология религии и так далее – ведь никакого ограничительного критерия производства новых дисциплин (разделов) в религиоведении не выработано.
Справедливости ради, следует отметить, что если религиоведение структурируется указанным образом, такое номиналистическое представление (религиоведение – только имя, объединяющее разделы разных наук) приводит нас к размыванию академической идентичности религиоведения и, в конечном счете, к его уничтожению, так как существование религиоведения оказывается классификативно необоснованным, поскольку религией занимаются частные дисциплины.
Социологически религиоведение, в рамках стратегии пролонгирования, представляется как совокупность выпускающих и невыпускающих профильных университетских подразделений плюс ряд институций Российской академии наук. Религиоведы – это прежде всего сотрудники и выпускники подобных подразделений, ученые и исследователи, социально привязанные к научным и образовательным организациям, финансируемым прежде всего бюджетным образом. «Быть религиоведом» определяется через социальные факты каждой конкретной личной истории исследователя.
Создание профессиональных ассоциаций возможно, однако носит условный характер; пример – «Ассоциация российских религиоведческих центров», проводящая конференции и конгрессы, имеющая представительный Управляющий совет, объявляющая себя преемником различного рода религиоведческих организаций, но по-прежнему не зарегистрированная в качестве юридического лица, не имеющая своего сайта, не обладающая ни прописанной процедурой вступления, подтверждения членства и исключения, ни установленным оргвзносом, ни собственным периодическим изданием.
Психологически цельность религиоведения, как в историческом и методологическом, так и в социальном планах оборачивается закрытостью, осознанием своей «особой судьбы», «особого пути», чему порукой становится как малочисленность религиоведов, так и отсутствие глубинных связей российского религиоведения с другими дисциплинами. В силу замкнутости и укорененности в исторической традиции религиоведческое сообщество не стремится к экспансии либо же популяризации, как и к выходу в мировое академическое пространство. Базовый страх в таком варианте самоосмысления – это страх утратить целостность, уступить смежным и близким сообществам (прежде всего, теологическому), лишиться государственной поддержки (и бюджетных мест).
- Стратегия преодоления кризиса
Вторая стратегия понимания религиоведения конкурентна по отношению к стратегии пролонгирования; можно сказать, что в рамках этой стратегии особо акцентируется внимание на проблемных и кризисных местах в системе религиоведения.
История отечественного религиоведения предстает в рамках этого подхода областью чрезвычайно проблемной; так, до революции религиоведение в России не возникло, поскольку почти не было научного изучения религии в университетах. В советское время, согласно этой традиции, серьезно говорить о религиоведении можно только в условном формате, поскольку пафос преодоления религии никак не способствовал ее корректному научному изучению. Наконец, сегодня мы должны прилежно усваивать западный опыт (ввиду отсутствия собственного), а без такового усвоения говорить о российском религиоведении нет смысла. В таком смысле возникает ощущение, что религиоведение – это какой-то бесконечный start-up, все время откатывающий к точке зеро.
Методологически отсутствие специфически религиоведческих методов объявляется, в рамках стратегии преодоления кризиса, либо особенностью религиоведения как такового – либо упущением, которое следует немедля восполнить, тотчас изобретя религиоведческий метод опять-таки «с нуля». Мультиметодологичность предшествующего подхода предстает как печальный результат методологической неразборчивости ученых предшествующих эпох.
Социологически религиоведческое сообщество в рецепции сторонников описываемой стратегии предстает в ситуации перманентного и, пожалуй, в принципе неразрешимого кризиса. «Быть религиоведом» здесь значит быть непримиримым критиком сложившегося состояния религиоведения, однако простейший социальный анализ легко объясняет эту позицию тем, что сторонники стратегии пролонгирования обычно идентичны академическому истэблишменту, а сторонники стратегии преодоления кризиса почти всегда представляют его социальную оппозицию – молодежь (условно), не защитившую те (кандидатские) или иные (докторские) диссертации, другой вариант – оппозицию руководству религиоведческих подразделений, третий – представителей конкурентных предметных областей знания (прежде всего, теологии, в меньшей степени – социологии, истории, философии).
Психологически сторонники «спасения отечественного религиоведения» находятся обычно в существенно более патологическом восприятии ситуации вокруг религиоведческого сообщества, как и всякая, пусть даже и научная оппозиция. Научные конфликты легко преобразуются в личную плоскость, жизненный мир сообщества более жестко, чем в первом случае, делится на «своих» и «чужих», в организации деятельности религиоведческого сообщества возникает своего рода почти мессианский пафос. Базовый страх в данной ситуации носит, скорее, социальную природу – сторонники стратегии преодоления кризиса в каком-то смысле «делают имя» на спасении сообщества от кризиса, нередко изобретенного ими самими (как известно, для того, чтобы решить проблему, нередко нужно сначала создать проблему), и в ситуации отсутствия кризиса и необходимости нормальной научной работы сторонникам этой концепции попросту нечем заниматься, в том числе научно.
- Стратегия возвращения в общество
На мой взгляд, ввиду оппозиционности двух представленных выше стратегий никакой медиальной для них стратегии выработать, по моему мнению, не представляется возможным. Однако возможна альтернативная стратегия самоосмысления религиоведения, а именно – стратегия возвращения к общество. Действительно, религиоведение, как указывал З. Понятовский (см. выше), существует не в социальном вакууме, а в обществе, в котором гуманитарные науки выполняют ряд важных функций помимо собственно научных. Можно констатировать, что российские религиоведы, увлеченные теоретическими и историческими дискуссиями (наиболее характерные – бесконечная и, пожалуй, бессмысленная реконцептуализация понятия «религия», обсуждение этических вопросов истории религиоведения, выяснение вопроса об «истинном» и «ложном», «правильном» и «неправильном» религиоведении) или псевдо-проблемами (например: «религиозность», «постсекулярный мир»), во многом утеряли реальное понимание места своей дисциплины в реальном мире социального.
Исторически возвращение в общество может основываться на понимании места религиоведения в истории идей, анализе того, что религиоведение дает и / или может дать обществу и культуре, налаживанию прямого контакта между религиоведами и общественными нуждами – от подкаста или телеканала, посвященного корректному изложению знаний о религии в просветительском и аксиологически нейтральном ключе, до системы популяризирующих научное знание о религии сайтов (которых так же прискорбно мало, как и, скажем, пять лет назад).
Методологически религиоведение, и прежде всего – религиоведение отечественное, должно выйти из самостоятельно созданной изоляции, основанной на продвижении идеи абсолютной уникальности религиоведческого знания, что необходимо поддержать системой повышения квалификации и переподготовки по религиоведению, появлением открытых лекций специалистов по различным религиям, ориентированных на различные аудитории.
Социологически российские религиоведы могут ориентироваться на создание своего рода социальной сети, или единой базы данных о себе, вне которой любые спекуляции на тему статистического понимания религиоведческого сообщества остаются не более чем спекуляциями. «Охранительная» позиция по отношению к идентичности «быть религиоведом» уже, как мне кажется, потеряла актуальность – сообщество нуждается в притоке представителей смежных областей знания, – философов, историков, социологов, психологов, может быть даже теологов.
Наконец, психологически причисление себя к религиоведческому сообществу может, в русле предлагаемой стратегии, быть избавлено от дилеммы «за традиционное положение дел» / «против». «Быть религиоведом» должно обрести вненаучный смысл, может быть – экзистенциальный, общекультурный, общеисторический. Если религиовед не в состоянии поведать обществу исторически и психологически достоверную, и притом интересную историю (или множество таких историй) о предмете своего изучения, возникает вопрос – в чем реальный общественный смысл его религиоведческой деятельности?
- Заключение
На мой взгляд, сложившаяся в современном российском религиоведении ситуация паритета двух моделей его самоосмысления во многом тормозит развитие сообщества и развитие российского религиоведения в целом, потому что львиную долю сил религиоведы разных идеологических «прописок», возрастов и статусов тратят на борьбу с религиоведами противоположных воззрений, дистанцирование от смежных областей знания, защиту или, наоборот, атаку, – в общем, на процессы и процедуры, по моему разумению, находящиеся за гранью нормальной науки.
Наше сообщество отчаянно нуждается в общих правилах самоопределения, прежде всего – этическом и профессиональном кодексах, системе выстраивания рабочих мест, системе общей грантово-заявочной и исследовательской деятельности, общих программах работы, кадровой базе данных. Остается надеяться, что предлагаемая стратегия сможет отчасти исправить положение дел, вернуть религиоведов к реальным задачам, которые ставит перед ними общество и вытащить религиоведческое сообщество из той раковины «уникальности», куда оно, по совокупности разных причин, попадает последние десятилетия.
[1] При некотором усилии подобный подход позволяет возвести, скажем, сравнительное религиоведение к известной истории «выбора веры» Владимиром Святославовичем, последствием чего стало крещение Руси в 988 году.
[2] Отмечу, что употребляя термин «стратегия осмысления», я настаиваю на том, что понимание современного состояния науки о религии в России невозможно «само по себе», без предваряющего его своего рода взгляда, концептуального видения, в котором бытие науки обретает свой смысл. Нестратегическое понимание прошлого, настоящего и будущего нашей науки обречено оставаться россыпью разнородных фактов, не имеющих в себе никакого объединяющего смысла и содержания.
[3] Следует отметить, что у понятий «метарелигиоведение» и «метатеория религиоведения» совершенно различное предметное наполнение.
[4] Poniatowski Z. Metareligionswissenschaft // History of Religions. Proceedings of the Xllth Congress of the International Association for the History of Religions, Lancaster, 1975 / Eds. Pye M and McKenzie P. Lancaster, 1980. P. 106-107. Имеется в виду, что метарелигиоведение должно объяснять смысл существования религиоведения обществу, а для этого необходимо знать религиоведение в его теории, истории и методологии. Более подробно о воззрениях З. Понятовского на метарелигиоведение см.: Poniatowski Z. Wstęp do religioznawstwa. Warszawa: 1962. S. 117–127. Понятовский также считал, что одним из главных инструментов развития метарелигиоведения следует считать наукометрию, см.: Poniatowski Z. Naukometria religioznawcza // Euhemer – Przeglad Religioznawczy, 1972, №3 (85), p. 3–21.
[5] Szolc P.O. Religionswissenschaft in Polen // Numen, Vol. 18 (1971), №1, p. 69.
[6] Ibid. Таким образом, сложные и дискуссионные вопросы о взаимоотношении религиоведения с другими дисциплинами также относятся к сфере ведения метарелигиоведения.
[7] McKenzie P. Phenomenology of Religion: A Systematic Approach // Falsafeh, Vol. 37 (2009), №3, p. 5.
[8] Zych A.A. Pomiędzy wiarą a zwątpieniem. Kraków: 2012. S. 17.
[9] Настоящий текст носит программный характер, что обуславливает почти полное ссылок на предшествующие работы и исследования отечественного религиоведения. При необходимости все указанные факты могут быть подтверждены документально, вариантам осмысления религиоведения – определены группы работающих в этих парадигмах современных авторов-религиоведов.
[10] Теоретически возможно выделить этапы в логике развития религиоведения, например: социологи о религии (1), социология религии как часть социологии (2), социология религии как раздел и дисциплина религиоведения (3), но эвристическая ценность подобных дефиниций оставляет желать лучшего.