Нейропсихологические основы верований в Бога [God Beliefs] выступают главным предметом данной работы. Верования в Бога – часто повторяемый и распространенный паттерн поведения, который проявляется в предсказуемых ситуациях. Он определяет политические стратегии и провоцирует национальные конфликты. Он вдохновляет одни поколения и истребляет другие. Тем не менее люди избегают объективного понимания психологических и нейробиологических причин, обуславливающих существование верований в Бога. Учитывая, что этим верованиям свойственно возникать во время сложных и неразрешимых личностных и общественных кризисов, необходимо четко установить определяющие их факторы.
Первая глава книги Persinger M.A. Neuropsychological Bases of God Beliefs. New York: Praeger Publishers, 1987.
Верования в Бога состоят из двух основных компонентов: опыта Бога [God Experience] и понятия Бога [God Concept]. И хотя конкретные детали каждого их проявления различаются в зависимости от личного опыта и культурной среды, можно выделить первостепенные характеристики. Опыты Бога – кратковременные феномены, нагруженные эмоциональными референциями. Характер этих опытов зависит от конкретной области головного мозга, порождающей их. Понятия Бога обусловлены вербальной средой. Они образуются под воздействием многочисленных отсылок к повествованиям о происхождении культуры. Эти понятия сохраняются за счет механизмов группового влияния со стороны единоверцев, социального давления и идентификации личности с группой.
Опыт Бога длится несколько секунд или минут и может произойти в любой момент времени. Множественные опыты могут возникать в быстрой последовательности. В течение этого периода времени человек ощущает, что «я» или некая характеристика, обозначающая «мыслящую сущность», соединяется или оказывается «в единстве» с символической формой пространства-времени как такового. Ее могут называть Аллахом, Богом, Космическим Сознанием или даже каким-нибудь специфическим термином. В слегка отклоняющихся от нормы формах содержатся указания на интеллектуальные абстракции, например, на «математическое равновесие», «сознание времени» или «внеземные вторжения». Эти феномены похожи на мистические состояния и более светские «пиковые переживания».
Обычно опыт Бога сопряжен с эйфорическими и положительными эмоциями. Человек говорит о своего рода восторженных переживаниях Бога, для которых характерны чувство глубокой значимости, безмятежности и космического спокойствия. С этим опытом всегда связаны упоминания об уменьшении страха смерти. Его описывают как ощущение уничтожения образа «я» или «мыслящей сущности». Когда человек переживает опыт Бога, он внезапно чувствует, что не умрет. Вместо этого он будет жить вечно как часть или подмножество символа пространства-времени как такового. Если данный символ предстает в образе отца, то человек надеется стать чадом этого отца. Если символ «безóбразен», человек считает, что станет частью вселенского целого.
Иногда опыты Бога имеют отрицательную эмоциональную валентность. Во время их протекания то же самое ощущение единства сопряжено с тревогой и страхом. Такие опыты – воплощения ужаса. Обычно они случаются не более одного раза, за исключением психических больных, – последствия не нуждаются в описании. Названия, их обозначающие, отражают нехорошие, отвратительные или, как правило, порочные компоненты культуры, в которой живет человек. Классическими референциями являются «ад», «демонический мир» или более абстрактный «нижний мир». Традиционно их не называют опытами Бога, несмотря на то, что они несомненно происходят от одного и того же вариационного источника. В опыте по-прежнему доминирует «я» – в отношении пространства-времени и неизбежного исчезновения (смерти).
У нормальных людей опыты Бога случаются раз в несколько лет. Когда эти опыты повторяются в течение одной недели, они обычно получают специальные названия, а именно: «откровение», «общение» или «обращение». Если присутствует минимальный фактор эпилепсии, катализатором опытов Бога выступает личностный кризис, например, потеря любимого человека (реального или воображаемого) или столкновение с неразрешимой проблемой. Безусловно, наиболее неразрешимой проблемой является антиципация собственного исчезновения. Страх смерти постепенно нарастает по мере старения человека и сопровождает его на протяжении последней части жизни. В это время опыты Бога происходят часто и даже могут встречаться в виде предсмертных приступов. За опытом Бога следуют значительное уменьшение страха смерти и положительная антиципация будущего.
Понятия Бога детерминированы вербальными дескрипторами и лингвистически обусловленными предписаниями конкретной культуры. Они всегда отражают паттерны подкрепления социального поведения. Если понятие сочетается с категорией «отец», то ожидания могут окрашиваться образами пожилого бородатого антропоморфного существа. По-видимому, конкретные отношения с доминирующим лицом мужского пола в дальнейшем определяют нюансы антиципации порядка получения поощрения и наказания. Изменения в образе «я», происходящие в зрелом возрасте, особенно под воздействием образования, также формируют концептуальную структуру.
Понятия Бога и вербальные самоопределения тесно взаимосвязаны. Простые ассоциации, такие как «я – христианин», «я – мусульманин», «я – буддист» и даже «я – атеист», делают возможным сложное смешение значений религиозных слов и образа «я». Понятие Бога сильно подвержено политическим манипуляциям. Через косвенные ассоциации, например, «они поступили против Аллаха» или «они поступили против Бога», «они» воспринимаются как лично вызывающие отвращение. Таким образом можно побудить огромные толпы верующих, имеющих общее Понятие Бога, к осуществлению политических целей.
Кроме того, психологическая сила понятия Бога, как и опыта Бога, сопряжена с ощущением преодоления смерти. Уменьшение страха смерти или экзистенциальной тревоги – главное производное понятия Бога. Верующий надеется, что переживет смерть в той или иной форме, обычно описываемой как разновидность сознания. Поскольку большинство людей ошибочно считает, что сознание не имеет какой-либо физической составляющей, представление о духовном продолжении жизни является общепринятым. Верования в Бога уменьшают страх, который лишил бы большинство людей дееспособности, а остальных ввел бы в аутичный ступор.
Поскольку верования в Бога существенно уменьшают страх смерти, они в основном распространены в культурах, сталкивающихся с сильными и неминуемыми природными катаклизмами. Также верования в Бога часто встречаются в культурах, переживших слишком быстрые изменения. Внезапная трансформация социальных моделей может оказаться столь же дезорганизующей и разрушительной, как и ежедневные бедствия. Возможно, обновленческие движения, лейтмотив которых заключается в возвращении к старым и проверенным верованиям в Бога, являются прямой реакцией на страх, вызванный новизной, неопределенностью и сложностью.
Вера в Бога [God Belief] у каждого человека состоит из комбинации опыта (Опытов) Бога и понятия Бога. Некоторые люди обладают очень примитивными или плохо социализированными понятиями Бога, однако они могут переживать многочисленные опыты Бога. Часто этих людей относят к категории мистиков или эксцентриков. Другие, тем не менее, вообще не переживают значительного опыта Бога, но все-таки имеют очень сильные и устойчивые понятия Бога. Тесная и продолжительная связь между человеком и понятием Бога, например, еженедельные посещения церкви, мечети, синагоги или культового пространства, подкрепляет веру в Бога.
Наиболее фанатичный верующий – тот человек, который имеет устойчивое понятие Бога и испытал опыт Бога, согласующийся с этим понятием. Такие люди полностью убеждены в достоверности своих опытов и в абсолютной истинности понятия Бога. Ради него они способны убивать или приносить себя в жертву. Но данное обобщение далеко не всегда очевидно. К нему можно прийти только через едва различимые сплетения вербальных ассоциаций. Зачастую они воспринимаются как «принуждения» или «божественные повеления».
Даже явным атеистам свойственна некоторая форма веры в Бога. Если оценивать поведение атеистов, а не их вербальные проявления, то верования в Бога всплывают на поверхность. Указания на взаимосвязь между «я» и расширением пространства и времени по-прежнему сохраняются. Вполне вероятно, что смерть является окончательным уничтожением, но эта известная конечность может уменьшать тревогу у людей с определенными типами истории научения. Чаще всего атеист просто подменяет традиционное понятие Бога абстрактными формами мистицизма. «Великое Ничто» практически неотличимо от Космического Целого некоторых азиатских религий.
Верования в Бога сильно коррелируют с религиозным поведением. К нему относятся стереотипные последовательности реакций, такие как ритуалы, совершаемые с помощью рук или тела и повторяющихся словосочетаний. Многие телесные ритуалы включают в себя характерные для приматов стойки подчинения, например, коленопреклонение или падание ниц. Их можно предсказать по той области головного мозга, которая задействована в опыте Бога. Вербальные последовательности организуются таким образом, чтобы вызвать релаксацию или состояние общего покоя, и являются суррогатом поэзии и прозы более секулярной среды. В первую очередь эти выражения связаны с понятием Бога и содержат табу на уничижительное или комическое употребление.
Религиозное поведение коррелирует с верованиями в Бога, но может и не регулироваться ими. Внутригрупповое религиозное поведение зачастую определяют многообразные нерелигиозные факторы, например, дружеские отношения в группе единоверцев или представления о социальном или экономическом поощрении (подход бизнесмена), или просто преобладание религиозного поведения во всей истории научения человека. В мире, в котором все меняется, церковь, синагога или мечеть становятся единственным источником стабильности и постоянства.
Чтобы понять эти важные модели человеческого поведения, мы разработали теорию, предполагающую наличие трех необходимых процессов. Во-первых, способность переживать опыты Бога – результат специфического эволюционного развития человеческого мозга. Во-вторых, источником антиципации понятия Бога являются паттерны ранних детско-родительских отношений. В-третьих, организованное религиозное поведение формируется посредством сущностных свойств человеческого языка, в том числе мышления. Механизмы научения структурируют последствия всех этих трех процессов.
Не поймите неправильно основную мысль данной работы. У религиозного поведения есть множество положительных аспектов. Оно может вселять надежду и стимулировать творческий потенциал. Вера в богов позволяет обрести опору посреди хаоса и сделать мир психологически безопасным местом для жизни. Религиозное поведение может уменьшить боязнь неизвестности и обуздать страх перед абсолютной непредсказуемостью.
К сожалению, опыты Бога обладают некоторыми отрицательными качествами. Они способствуют развитию устойчивых эгоистических черт. Несмотря на то, что эгоизм скрывается под маской милой улыбки, религии позволяют прийти к умозаключению, согласно которому верующий – в некотором смысле особенный и уникальный. Приверженцы Корана уверены в том, что он чуть более достоверен, чем Библия, а приверженцы Библии убеждены, что она чуть более достоверна, чем Коран.
Каждый верующий считает, что именно его опыт является наиболее истинным и реальным по сравнению с опытами других людей. Доброжелательные слова можно свободно интерпретировать. Иногда независимые миротворцы пытаются показать, что все религии представляют собой разные переживания одной и той же реальности. Но в глубине души остается чувство уникальности.
Это общее, нормальное чувство, свойственное всем нам. Чувство, что «я в каком-то смысле особенный», является движущей силой, стоящей за успехом искусственных возможностей, таких как лотереи. Каждый чувствует, что ему каким-то особым образом повезет. Именно эту устойчивую иллюзию поощряют религиозные организации.
Также, из-за необычной, но предсказуемой истории научения, в качестве доказательства используется личный опыт. Человек верит в существование сомнительных феноменов, потому что «я видел их», или отрицает их, потому что «я их не видел». Даже скептик, утверждающий, что Бога не существует, скажет: «Нет никакого божества, но вы знаете, когда мой отец умер, я услышал голос…».
Интенсивные, сложные эмоции в сочетании с развитием образа «я» усиливают эгоцентричный характер этого доказательства. Когда такие чувства возникают, факты, формулы и годы объективности забываются в одно мгновение. Это напоминает предсмертное высказывание одного современного писателя: «Я всегда знал, что смерть происходит с каждым – история мира свидетельствует об этом. Но я думал, что в моем случае будет сделано исключение».
Если такой эгоизм становится групповым свойством, он приобретает опасный характер. Когда единоверцы собираются вместе, представление о взаимопонимании в скором времени растворяется в проблеме превосходства и неполноценности. Остальные люди уже не являются другими, напротив, они становятся неполноценными, непросвещенными или просто глупыми.
Последствия таких мыслей именем Бога уничтожили большее количество людей, чем природные бедствия. Вспомните о миссионерах предшествующих четырех веков, систематически разрушавших каждую незападную культуру, потому что принадлежащие к ней люди верили иначе, чем они. Сложные и передовые общества Африки, Северной и Южной Америк и Тихого Океана были разрушены во имя выгоды и религиозного рвения.
Безусловно, оппортунисты – политические манипуляторы, милитаристы и зарождавшиеся капиталисты – пользовались награбленным. Однако эти зверства совершали не только извращенцы и сумасшедшие – просто они были более заметными. Эти разрушения совершали обычные люди, верившие, что у них есть единственное решение.
Темная сторона эгоизма начинается незаметно. Люди, действующие из самых лучших побуждений, исходят из желания поделиться дарами своих прозрений с остальными. Если другие не разделяют их энтузиазм, возникают умозаключения вроде «мы должны спасти их ради их же блага, потому что они столь невежественны, но потом они будут благодарны нам». Этот процесс начинается с простого исключения из группы и заканчивается экзекуцией.
Смерть и остракизм являются грубыми формами исключения, вызванного групповым эгоизмом. Существует и более мягкая форма – вытеснение идей. Уверенность в том, что «мои идеи – единственно правильные идеи», вскоре приводит к предписаниям о том, что дозволено говорить или думать. Если достаточное количество людей верит в одно и то же, подавление идей может стать законом.
Когда мышление сужено и фанатичное мнение навязывается наиболее сильными людьми, никто не ищет альтернативных вариантов. Считается, что определенные идеи опасны или бесполезны. Книги попадают в списки запрещенных, а разновидности потенциально продуктивных исследований отвергаются.
Такова наиболее опасная форма исключения из группы. Если смерть и остракизм имеют ясные и непосредственные последствия, подавление идей является менее заметным. Только с течением времени результаты этого незначительного пресечения человеческого потенциала становятся действительно очевидными.
Кроме того, в основе религиозного склада ума и эгоцентричной склонности к переживанию Опыта Бога лежат доказательства, опирающиеся на мнения других людей. Несмотря на то, что индивидуальный опыт человека может вторгаться в эти доказательства, у него развивается зависимость от того, что другие сказали или написали о своих верованиях. Никто не обращается к независимым процедурам проверки или численным измерениям, или к объективному анализу контраргументов. Вместо этого человек верит, потому что «кто-то мне так сказал».
Опора на верования других людей, особенно если они старше (или жили тысячелетия назад), – еще один негативный компонент религиозных опытов. И опять-таки она является крайней формой нормального человеческого поведения, которое настолько распространено, что его игнорируют. Но вы можете услышать его, когда ребенок спрашивает: «Почему мне нельзя это сделать?», – а родитель отвечает: «Потому что я так сказал». Или: «Почему небо голубое?», – «Потому что я так сказал». Большинство из нас выросло не в окружении фактов или рациональных аргументов, а в атмосфере «кто-то вам так сказал».
Будучи детьми, мы ненавидим эту форму взрослого превосходства. Никакие рациональные доводы или аргументы не могут отговорить родителей от их эгоцентричной линии поведения. Мы обещаем себе, что никогда не будем вести себя так с нашими детьми. Но однажды мы ловим себя – обычно в момент фрустрации или раздражения – на том, что говорим: «Мир нельзя изменить, потому что я так сказал».
Такая разновидность доказательства через авторитет наиболее сильна и распространена в ранжировании, существующем в каждой религиозной организации. Люди, верящие в Библию, аргументируют ее достоверность, говоря «потому что так сказано в Библии». Люди, верящие в Тибетскую Книгу Мертвых, говорят то же самое о своем священном тексте.
Подобная опора на необоснованность – главное препятствие на пути новых идей: она уничтожает энтузиазм открытого ума и гасит решимость, необходимую для свершения открытий. При таком складе мышления нет средств для проверки идей или для поиска новых концепций. Многие из них отбрасываются с помощью жаргонных фраз, например: «Если это устраивало моего отца, это устраивает и меня». Объективность заменяют случайным решением личного опыта. Стремление к знанию убивают, хладнокровно и необдуманно, потому что где-то «так написано».
Это главное допущение порождает, вероятно, наиболее нелепое клише, из когда-либо утверждавшихся, согласно которому просто существуют некоторые вещи, которые люди не должны изучать. При таком складе ума нельзя задавать определенные вопросы о происхождении человечества, нельзя делать конкретные предположения. Целое измерение человеческого потенциала становится запретной зоной.
Религиозные верования обладают странным свойством. Со всей силой своей эгоцентричной убежденности каждый человек верит в собственные предположения о том, откуда он пришел и куда идет. Люди тратят жизни, расширяя сферу влияния логики своих опытов Бога с осторожностью и точностью наиболее осмотрительного ученого. Вся их жизнь становится бесконечным процессом верификации и субъективного доказательства.
Но в то же самое время они никогда не подвергают сомнению основные предпосылки этих верований. Несмотря на все свои аргументы и сложные формулировки, они предполагают, что информация является истинной, просто потому что она написана на каких-то древних страницах, потому что в это верили на протяжении столетий, потому что «кто-то так сказал им», потому что они убеждены, что пережили это на личном опыте.
Неудивительно, что такие люди испытывают презрение к психологии. Анализ человеческого поведения неверно истолковывают, игнорируют или отбрасывают как слишком бессмысленный. Поскольку основные положения науки о поведении делают акцент на объективной оценке человеческого опыта, она подвергает сомнению условный характер верований.
Малейшая вероятность того, что личный опыт не является объективным критерием чего-либо, пугает верующего. Под угрозой оказывается вся его система представлений о Боге и о самом себе. Превращение значимости исследований поведения в банальность снимает угрозу и восстанавливает субъективную уверенность.
Религиозное поведение, сформировавшееся вокруг опытов Бога, благоприятствует нездоровой зависимости от уверенности в том, что «кто-то» извне избавит мир от его проблем. Оно способствует принятию допущений о существовании высших существ, которые в момент предельного отчаяния людей вмешаются и спасут их души. Эта зависимость – последний негативный компонент опыта Бога.
Верования в Бога подкрепляют своего рода условную беспомощность, способствующую формированию точки зрения, согласно которой решение определенных проблем находится вне человеческой компетенции. Они усугубляют шизоидное состояние, в котором люди используют свои умственные способности для решения технических проблем и одновременно становятся на колени перед Богом, который управляет жизнью человека.
Эта беспомощность деформирует и пресекает человеческий потенциал. Высказываются недоказанные предположения о том, что человечество не может руководить собой или что оно должно получать указания от какого-то высшего существа, чтобы выжить. Такие необоснованные утверждения все время подкрепляются. Только боги или какой-то суррогат внеземного разума должны знать ответ.
Происходит эпидемия подобного противоречивого поведения. С одной стороны, мы учим наших детей использовать свой мозг, чтобы постичь законы природы. Мы решаем сложные проблемы атома и разгадываем генетический потенциал спирали ДНК. Мы получаем решения релятивистских уравнений и находим ответы на великие технические вопросы современности. Мы делаем это посредством систематической экстраполяции и бесконечного сомнения в основополагающих допущениях.
Но в то же самое время мы учим наших детей – как непосредственно, так и через наши поступки – становиться на колени, чтобы разрешить личные трудности. Людей учат, что участь индивида и будущее рода человеческого лежат на высших существах, характер и силу которых можно предполагать, но нельзя продемонстрировать.
Условная беспомощность, продуцируемая радикальными религиозными верованиями, разрушает нашу гибкость. Мы начинаем верить, что люди, судя по всему, не в состоянии решать свои личные проблемы. Мы начинаем считать, что некоторые вещи находятся для нас за пределами досягаемости. Таким образом мы отказываемся от нашего потенциала, отбрасываем проверенные методы, закрываем глаза и слепо идем во мраке религиозного опыта.
В этом концептуальном противоречии скрывается серьезная опасность. Пока нет кризисных ситуаций и повседневная жизнь идет своим чередом, условная беспомощность не очевидна. Люди разбираются со своими практическими делами, руководствуясь принципами человеческого поведения. Ученые находят качественные решения посредством тяжелых проб и ошибок. Домохозяйки преодолевают свои трудности с помощью возможностей человеческого мозга.
Тем не менее, если наступает кризисная ситуация, последствия беспомощности становятся очевидными. Когда мир рушится, люди не обдумывают или не ищут, или не проверяют альтернативные варианты. Вместо этого они молятся или преклоняют колени, или призывают космическое вмешательство, как испуганные люди в охваченной огнем комнате. Решение заключается в том, чтобы остановиться, подумать и открыть дверь.
Так просто, когда проблемы кажутся неразрешимыми, отвернуться и ждать помощи извне. В трудные времена соблазнительно игнорировать тяжелый труд решения проблем и регрессировать к представлениям тысячелетней давности. Прошлое безопасно: оно уже случилось. В нем нет места страху.
Но мы не можем жить в прошлом. Мы живем в сложном мире, полном неограниченных возможностей. Человеческое поведение нельзя редуцировать к нескольким наивным категориям добра и зла или тела и духа. Такие слова можно нагрузить эмоциональными ассоциациями, но они не изменят бедность и не предскажут национальные конфликты.
Мы действительно нуждаемся в объяснении биологической и поведенческой основы понятий Бога и опыта Бога. Потенциальное долговременное негативное воздействие этого поведения на человеческое выживание необходимо рассматривать уже сейчас. Если верования в Бога истинны, тогда это не составит труда.
Однако, что если они не совсем верны? За последние четыреста лет некоторые из наиболее заветных верований человечества были разрушены. Человечество уже не является ни центром вселенной, ни уникальным творением животного царства, ни полностью рациональным обществом. Постепенно, несмотря на протесты, некоторые из его эгоцентричных убеждений были устранены. Одной из оставшихся и наиболее глубоких инфраструктур человеческой психики является опыт Бога.