Элиаде, Мирча (1907-1986) — румынский историк религий, востоковед, философ, исследователь мифологии и писатель. Карьера Мирчи Элиаде, ставшего главным редактором этой энциклопедии[1], была долгой и многогранной. Так как эта статья может дать только общее представление о ней, желающие узнать больше о его жизни и работе могут ознакомиться с трудами, перечисленными в библиографии.
Студенческие годы. Родившись в Бухаресте в семье армейского офицера, Элиаде стал свидетелем немецкой оккупации своей родины, когда ему было всего девять лет. Его пожизненное увлечение литературой, философией, востоковедением, алхимией и историей религий началось, когда он учился в лицее; ранняя статья Элиаде под названием «Враг шелкопряда» отражает повышенный интерес мальчика к растениям, животным и насекомым.
К моменту поступления в университет в Бухаресте Мирча Элиаде опубликовал уже порядка сотни статей. В университете он стал преданным учеником философа Нае Ионеску, который и обратил его внимание на ценность жизненного опыта, преданность делу, интуицию, духовную и психологическую реальность ментальных миров. Магистерская диссертация Элиаде была посвящена философам итальянского Возрождения, особенно его интересовало переоткрытие греческой философии, предпринятое Марсилио Фичино.
Элиаде был благословлен счастливым сочетанием необычайно острого ума, сильной интуиции, богатого воображения и решимости трудиться. Большая часть системы его позднейших разработок, а также некоторые парадоксы его жизни были заложены в его студенческие годы. Одновременно он был и патриотом Румынии, и гражданином мира. Он гордился достижениями западной цивилизации, несмотря на критичное отношение к ее стремлению универсализировать западные идеи и ценности, превратив их в норму для всего человечества. Оглядываясь назад, он видел, что предыдущие поколения его соотечественников не имели причин сомневаться в своей исторической миссии объединения румынского национального самосознания. Хотя его собственное поколение пережило Первую Мировую войну, оно, казалось, не имело готовой модели для движения вперед или миссии. Элиаде заявлял, что его соотечественники должны воспользоваться этим периодом «творческой свободы» от традиций и попробовать изучить иные возможности, узнать больше о непривычных схемах бытия и мышления в других уголках мира. Его предельный интерес вызывало возрождение всех ветвей обучения и искусства, а его мечтой было расшифровать послание космоса, являвшееся для него огромным хранилищем скрытого смысла. Судя по его дневникам и другим записям, кажется, Элиаде всегда имел сильное ощущение своей судьбы, от юности и до его последних дней в Чикаго, зовущее его из одного этапа жизни в другой, хотя он и чувствовал, что не всегда осознавал, что приготовил для него его путь.
О своей заинтересованности Итальянским Возрождением во время обучения в колледже Элиаде позже заявит: «Пожалуй, не осознавая того, я находился в поисках нового, более широкого гуманизма, мощнее, чем гуманизм Возрождения, который слишком зависел от шаблонов средиземноморского классицизма… В конечном итоге, я мечтал открыть заново модель «вселенского человека» (No Souvenirs: Journal, 1957–1969, London, 1978, с. 17). Как будто для того, чтобы исполнить заранее определённую судьбу Элиаде, махараджа Кассимбазара предложил ему грант на изучение индийской философии с Сурендранатхом Дасгуптой в университете Калькутты (1928-1932). Элиаде также провел шесть месяцев в ашраме Ришикеш в Гималаях. Для него Индия стала больше, чем просто местом научных исследований. Он чувствовал, что где-то внутри Индии скрыта загадка, и её расшифровка раскроет тайну его собственного существования. Индия действительно открыла Элиаде глубокий смысл свободы, которую можно достичь путём отбрасывания обычных условий человеческого существования, смысл, указанный в заголовке его книги о йоге: «Бессмертие и свобода» (Immortality and Freedom).
Пребывание в Индии также открыло его глаза на существование общих элементов во всех сельских культурах – например, в Китае, Юго-Восточной Азии, доарийской туземной Индии, средиземноморском мире и на иберийском полуострове – элементы, из которых он в будущем выведет понятие «космической религии». На самом деле, исследование доарийской туземной индийской духовности (которая остаётся важной нитью в полотнище индуизма и до сих пор) привело Элиаде к размышлению над сопоставимым синтезом в юго-восточной Европе, где древняя культура даков сформировала «автохтонную базу» современной румынской культуры. (Культура даков была реконструирована румынским философом-фольклористом Б.П. Хашдеу). Более того, Элиаде пришел к убеждению, что субстрат сельских культур юго-восточной Европы сохранился до сих пор, под культурным влиянием Древней Греции, Рима, Византии и христианства, и ученый смело предположил, что крестьянские корни румынской культуры могут стать основой для подлинного универсализма, преодоления национализма и культурного провинциализма. Он верил, что через подобный универсализм угнетённые народы Азии и других регионов могут занять принадлежащее им по праву место в мировой истории. «Мы, люди восточной Европы, сможем послужить мостом между Западом и Азией». Как он заметил в своей автобиографии: «Значительная часть моей деятельности [в Румынии] между 1932 и 1940 годами нашла свою отправную точку в этих ощущениях и наблюдениях» (Autobiography: Journey East, Journey West, ч. 1, 1981, с. 204).
Ранняя литературная и научная деятельность. В 1932 году Элиаде возвратился в Румынию и был назначен ассистентом Нае Ионеску в Бухарестском университете на текущий год. Его публикация о йоге «Об истоках индийского мистицизма» (Essai sur les origines de la mystique indienne, 1936), в которой он попробовал дать новую интерпретацию мифам и символам древних и восточных религий, привлекала внимание таких выдающихся европейских ученых, как Жана Пшылуски, Луи де ла Валле-Пуссена, Хайнриха Циммера и Джузеппе Туччи. Он также лихорадочно погрузился в литературную деятельность. Многие пребывают под впечатлением, что Элиаде рассматривал себя в первую очередь как романиста, хотя он также глубоко занимался и научной деятельностью. Элиаде дебютировал в литературе в 1930 с книгой «Изабель и дьявольские воды» (Isabel si Apele Diavolului), очевидно вдохновленной его опытом пребывания в Индии. Как говорит Матей Калинеску в своём эссе «The Function of the Unreal: Reflections on Mircea Eliade’s Short Fiction» (изд. Girardot and Ricketts, 1982), большинство из художественных произведений Элиаде, написанных под влиянием Индии, были созданы между 1930 и 1935 годами, и первые его романы на индийскую тематику (например, «Матрейи» (Maitreyi), 1933) были крайне автобиографическими. Он также отмечает, что более поздние романы на подобную тематику, такие как «Секрет доктора Хьонигбергера» (Secretul Doctorului Honigberger) и «Ночь в Сирампуре» (Nopti la Serampore), опубликованные в одном томе под названием «Secretul Doctoru-lui Honigberger» (1940), «касались главной проблемы зрелого Элиаде, двусмысленности священного и профанного в их характерных отношениях». Калимеску делает вывод, что «Элиаде открыл «онтологическое» значение повествования» к 1940у году (Girardot and Ricketts, с. 142).
Элиаде как-то заявил, что румынская молодежь могла наслаждаться лишь очень коротким периодом творческой свободы и страх, что это наблюдение может быть применено и к нему, заставило его работать с большим напряжением. Таким образом, он публиковал не только литературные труды, но также и серию важных научных исследований в области алхимии, мифологии, ориенталистики, философии, символики, металлургии и истории религий. В 1938 он основал журнал «Залмоксис: Журнал религиозных исследований» (Zalmoxis: Revue des etudes religieuses, к сожалению, прекративший своё существование после 1942 г.). Элиаде также принимал активное участие в так называемой группе «Criterion» , которую составляли интеллектуалы обоих полов. Эта группа стала важным выражением мысли «молодого поколения» румынов, она спонсировала публичные лекции, симпозиумы и дискуссии про важные современные интеллектуальные вопросы как новый вид сократического диалога. «Цель, которую мы пытались достичь, — говорит Элиаде, — состояла не только в просвещении людей. Сильнее всего мы желали найти путь «разбудить» публику, столкнуть её с идеями и, в конечном итоге, изменить ее способ существования в этом мире» (Autobiography, ч. 1, с. 237).
Между тем, Румынию не мог не затронуть зародившийся в Европе вихрь, который проявился в конфликтах и напряжении между коммунизмом и демократией, фашизмом и нацизмом. Следом за убийством румынского премьеринистра Дуки в декабре 1933, наставник Элиаде Нае Ионеску был арестован по подозрению в правом антимонархизме. Также были арестованы лидеры пронацистского Легиона Архангела Михаила, более известные как Легионеры Железной Гвардии, и друзья Элиаде по группе «Criterion». Естественно, эксперимент с «Criterion» провалился, потому что теперь поддерживать одну платформу для легионеров, демократов и коммунистов стало невозможно. Таким образом, Румыния вступила в «разбитую эпоху», как со страхом и дрожью называл её Элиаде. Натянутая политическая атмосфера, жестокости и происшествия всех видов, нашли своё отражение в двухтомных «Хулиганиях» (Huliganii, 1935) Элиаде, хотя он и ясно говорил, что хулиганы в романе сильно отличались от реальных румынских хулиганов 1930-х годов – этих «групп молодых антисемитов, готовых разбивать окна и головы, атаковать или грабить синагоги» (Autobiography, ч. 1, с. 301). Элиаде беспокоила не только грустная политическая реальность его родины. Он писал: «У меня было предчувствие намного раньше… что у нас не будет времени. Я ощущал не только то, что время ограничено, но и то, что придут пугающие времена (времена “ужаса истории”)» (Autobiography, с. 292). В 1938 в Румынии была провозглашена монархическая диктатура. Следом пришла Вторая Мировая Война.
Эмиграция и развитие. В 1940 году Элиаде был назначен культурным атташе Королевского посольства Румынии в охваченном войной Лондоне. В следующем году Элиаде стал культурным консультантом в Лиссабоне, в нейтральной Португалии. Когда война закончилась в 1945, Элиаде переехал в Париж, где начал жизнь в добровольном изгнании. Хотя он мог писать и преподавать на французском, для начала новой жизни в другом государстве в возрасте тридцати восьми лет требовалась значительная адаптация. С другой стороны, к тому времени он был уже уважаемым, зрелым ученым. «Мне потребовалось десять лет, чтобы понять, — говорил он, — что один только индийский опыт не может открыть мне вселенского человека, которого я искал» (No Souvenirs, с. 17). С этой целью он признаёт надобность объединения истории религии, востоковеденья, этнологии и других дисциплин. Он пишет:
«Правильный анализ мифов и мифологического мышления, символов и первобытных изображений, особенно религиозных творений, возникших из восточных и «примитивных» культур является… единственным путём для открытия западного ума и внедрения нового, планетарного гуманизма… Таким образом, сама процедура поимки их значения является не «объективностью» натуралиста, а интеллектуальной симпатией толкователя. Сама процедура должна была быть изменена… Этим убеждением я и руководствовался в своём исследовании о значении и функциях мифов, структуре религиозных символов и, в общем, диалектике священного и профанного» («Без сожалений», No Souvenirs, с. XII).
В 1946 Элиаде пригласили поработать в качестве приглашенного профессора в Высшей Школе Социальных Наук в Сорбонне. После он приступил к публикации таких знаменитых работ, как «Techniques du Yoga» (1948), «Traite d’histoire des religions» (1949; переработанный перевод, Patterns in Comparative Religion, 1958), «Le mythe de l’eternel retour» (1949; переработанный перевод, The Myth of the Eternal Return, 1954), «Le chamanisme et les techniques archaiques de l’extase» (1951; переработанный и расширенный перевод, Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy, 1964) и т.д. Его также приглашали читать лекции во многих ведущих университетах Европы и он выступил на ряде семинаров и конференций, например, на ежегодной встрече в швейцарском городе-коммуне Аскона.
В ретроспективе становится ясным, что на протяжении своего проживания в Париже (1945-1955), Элиаде укрепил большинство из важных для него понятий и категорий, включая такие как homo religiosus, homo symbolicus, архетипы, coincidentia oppositorum, иэрофания, axis mundi, космический трос, ностальгия по раю, андрогинность, сценарий посвящения и так далее, все из которых стали неразделимыми частями последовательной точки зрения или системы, целью которой было то, что Элиаде позже назовёт общей герменевтикой.
Этим можно объяснить невозможность изоляции или даже критики любой части его системы без затрагивания общих рамок. Наряду с этим развитием можно заметить изменения в его личностной ориентации. Перед Второй мировой войной его научная и литературная деятельность была сильно сфокусирована на Румынии. В эти годы он утверждал, что «ортодоксальное наследие может сформировать общую концепцию мира и существования, и этот синтез, если он будет произведён, станет новым феноменом в истории современной румынской культуры» (Autobiography, ч.1, с. 132). После войны он продолжил рассматривать себя как румынского писателя, но добавилось что-то новое. Складывается ощущение, что его собственный опыт предложил парадигму изгнания как символа религиозной реальности для современного мирского человечества. В этой ситуации его литературные труды также, цитируя Юджина Симиона (Girardot and Ricketts, 1982, с. 136), приобрели «окраску искупительной силы (forta recuperatoare)».
Методология и воображение. Как и много других историков религий – например, Рафаэль Петтаццони (1883-1959) и Иоахим Вах (1898-1955) – Элиаде придерживался точки зрения, что дисциплина «История религий» (Allgemeine Religionswissenschaft) состоит из исторического и систематического измерений. Что характерно, сперва он работал над систематическим измерением (используя «морфологический» метод, на который его вдохновил Гете), что подтверждается примером его «Traite» («Очерки сравнительного религиоведения»), которые представляют удивительное разнообразие религиозных данных и их основных «закономерностей». Книга начинается со своеобразных «космических» иерофаний (иными словами, проявлений священного), таких как небо, вода, земля и камни. Анализ этих проявлений основывается на понятии диалектики священного, присущей для Элиаде и демонстрирующей, насколько сильно эти иерофании составляют автономные формы. Он приходит к обсуждению «биологических» иерофаний (от лунных фаз до сексуальности), «местных» иерофаний, таких как священные места и «мифов и символов».
На протяжении всей книги Элиаде рассматривает как «низшие», так и «высшие» религиозные формы одновременно, вместо того, чтобы двигаться от «низших» к «высшим», как это делается в эволюционных схемах. Он прилагает усилия, чтобы объяснить, что «религиозную цельность не увидеть в частях и кусочках, так как каждый класс иерофаний… формирует, в своем роде, цельность, как морфологически… так и исторически» («Шаблоны в сравнительном религиоведении», Patterns in Comparative Religion, New York, 1958, с. XVI).
Неудивительно, что морфология религии Элиаде, являющаяся его версией систематической стороны истории религий, имеет много общего с феноменологией религии Герарда ван дер Леу (1890-1950), голландского историка религий, теолога, этнолога и феноменолога. Элиаде написал очень позитивный отзыв на работу ван дер Леу «Религия в сущности и манифестации» («Religion in Essence and Manifestation») в Revue d’histoire des religions (№138, 1950: 108–111). Хотя Элиаде и относится настороженно к отправной точке рассуждений ван дер Леу, он хвалит книгу за демонстрацию того, что люди могут найти и находят религиозное значение даже в наиболее банальных физиологических проявлениях, таких как питание и сексуальность; и книга изображает весь космос с его наиболее скромными частицами служащим почвой для проявлений священного. Нужно отметить, что в схеме ван дер Леу религия имеет два измерения, названных «религия как опыт», который может быть изучен феноменологически, и «религия как откровение», которое практически непостижимо и потому может быть изучено только теологически. Кроме того, ван дер Леу никогда не утверждал, что его исследование является эмпирическим, потому что, по его мнению, эмпирическое исследование требовалось только для контроля того, что уже было узнано феноменологически. Подобно этому, Элиаде никогда не утверждал, что история религий, включая её систематизирующие задачи, является эмпирической в узко научном смысле, даже если она определённо имеет эмпирические плоскости.
Элиаде всегда испытывал потребность в чередовании методов творчества – «дневного», рационального метода науки, который он выражал в своих франкоязычных работах, и «ночного», мифологического метода воображения и фантазии, который он продолжал проявлять на румынском. В 1955 вышел французский перевод его главного романа, «Запретный лес» («Foret interdite»). По словам Мака Линскотта Риккетса, который вместе с М.П. Стивенсом перевел этот роман на английский (The Forbidden Forest, 1978), Элиаде предчувствовал, что следующие поколения запомнят его скорее по этой работе и другой художественной литературе, чем по его всесторонним научным работам. «Запретный лес» – это в некотором смысле исторический роман, посвященный событиям из жизни и деятельности главного героя и его любимых, друзей и врагов на протяжении двенадцати беспокойных лет от 1936 по 1948 годы, в Румынии, Лондоне, Лиссабоне, России и Париже. С другой стороны, это оригинальное произведение. Элиаде умело рисует персонажей, пойманных «судьбой», как часто происходит и в других его историях. Все они пытаются убежать из паутины исторических событий и «времени разрушения», которое предстаёт центральной темой романа. Запутанная история начинается во время летнего солнцестояния в лесу возле Бухареста. Через двенадцать лет, опять во время летнего солнцестояния, но уже во французском лесу возле швейцарской границы, главный герой встречает свою давно потерянную подругу, и он находит спасение, которое является «в своём роде трансцендентной любовью к девушке – и смерти» (Риккетс в «Imagination and Meaning», с. 105). Несомненно, романы не предназначались в качестве иллюстраций теорий Элиаде, но он признавал существование некоторых структурных аналогий между научным и литературным воображением, таких как структура священного и мифическое пространство, и особенно «значительное число странных, незнакомых и загадочных миров смысла» (No Souvenirs, с. IX).
Годы в Соединенных Штатах. В 1956 году Чикагский университет приглашает Элиаде читать лекции Haskell, опубликованные под заголовком «Рождение и перерождение» (Birth and Rebirth, 1958). В 1957 он присоединяется к факультету Чикагского университета и остается жить в этом городе после своего увольнения. Ко времени своей смерти в 1986, он имел звание заслуженного выдающегося профессора практики кафедры им. Сьюэлла Л. Авери.
Переезд Элиаде в Соединенные Штаты в возрасте сорока девяти лет означал для него вторую эмиграцию, но он отлично адаптировался к новым условиям. Чикагский университет традиционно был важным центром изучения истории религий, и выпускники, которых учил предшественник Элиаде, Иоахим Вах, разъехались в разные части Северной Америки и Европы. Назначение Элиаде в Чикаго совпало с внезапным стремительным ростом департаментов, занимающихся изучением религий, в рамках либеральной программы изучения искусств в различных колледжах и университетах Северной Америки. К счастью, книги и статьи Элиаде – в основном научные, а не литературные работы, – начали переводиться на английский, и читающая публика залпом их проглатывала. Элиаде вызвал у юных читателей глубокое впечатление такими своими работами, как «Космос и История» (Cosmos and History, 1959), «Сакральное и профанное» (The Sacred and the Profane, 1959), «Мифы, сновидения, мистерии» (Myths, Dreams and Mysteries, 1960), «Образы и символы» (Images and Symbols, 1969), «Миф и реальность» (Myths and Reality, 1963), «Мефистофель и Андрогин» (Mephistopheles and the Androgyne, 1965), «Залмоксис, исчезающий бог» (Zalmoxis, 1972), «Горн и тигель» (The Forge and the Crucible, 1962), «Поиски: история и значение религии» (The Quest; history and meaning in religion, 1969) и другие. Кроме того, он оказал огромное влияние на студентов старших курсов своими работами «Йога» (Yoga, 1958), «Шаманизм» (Shamanism, 1964) и «Австралийские религии» (Australian Religions, 1973). Много мирской молодежи привлёк тот факт, что Элиаде охотно отказывался от использования философской и теологической терминологии, чтобы обсуждать вопросы религии в элегантном литературном ключе.
Элиаде неимоверно помогли три фактора. Первый – основанный летом 1961-го года журнал «История религии» (History of Religion), посвященный сравнительным историческим исследованиям. Элиаде мудро рассудил, что лучше будет сделать журнал англоязычным, вместо многоязычного. Для первого издания Элиаде написал знаменитую статью «История религий и новый гуманизм» (History of Religions and a New Humanism // History of Religions, 1961: 1, 1–8), где говорит о молодых ученых, которые могли бы стать историками религий в общем, но в мире, возвышающем специализацию, решили отдать предпочтение специализации на одной единственной религии или даже её отдельном аспекте. В этой статье Элиаде подчеркивает, что историки религий должны быть широко образованы. Он признает опасность «сведения высшего к низшему» в философии в той же мере, как и в толковании произведений литературы и искусства. Он настаивал на том, что, например, произведение искусства раскрывает свой смысл только когда рассматривается как отдельное художественное творение и ничего больше. В случае с историей религий он осознал, что сложность ситуации заключается отсутствии такого понятия, как «чисто религиоведческие» факты, и что человеческие факты являются одновременно историческими фактами. Но это не означает, что для историков религии исторические факты в любом случае сводятся к нерелигиоведческому, экономическому, социальному, культурному, психологическому или политическому значению. И, цитируя Рафаэля Петтаццони, он призывал читателей вовлечься в два измерения истории религий, систематическое и историческое. Но, в конечном счете, для него история религий была большим, чем просто академические достижения. Он пишет:
«Истории религий предназначено сыграть важную роль в современной культурной жизни. Это не только потому, что понимание экзотических и архаических религий существенно поможет в культурном диалоге с представителями этих религий. Скорее это потому, что… история религий неизбежно доберется до глубинных человеческих знаний. Именно на основе этих знаний мог бы развиться новый гуманизм мирового масштаба». (Ibid., с. 2–3)
Вторым фактором было то, что Элиаде стал активным участником (и главой команды) маленькой группы североамериканских ученых, называемых «Американское Общество Изучения Религии», основанном в 1958 году в Чикаго. Именно через эту группу Элиаде установил личный контакт со многими историками религий и учеными сопредельных областей науки в Северной Америке.
И, наконец, третьим фактором стало то, что Элиаде, ранее работавший или над попытками систематизации, или над изучением отдельных религиозных форм (например? йога, шаманизм, румынские народные верования или австралийские религии), но всегда с точки зрения истории религий, погрузился в дни своей жизни в Чикаго в новый жанр, названный «историческое» изучение истории религий. Сперва он работал над тематическим справочником «От примитивных [традиций] к Дзэн» (From Primitive to Zen, 1968), содержащим религиоведческие данные из бесписьменных, древних, средневековых и современных религий. После он предусматривал публикацию четырех томов (хотя здоровье помешало его самостоятельной работе над четвертым томом) «История веры и религиозных идей (A History of Religious Ideas, 1978–1986). Хотя схема этой серии следует за проявлениями священного и творческих моментов в разных традициях в более или менее хронологическом порядке, читатели узнают, что эти книги правдиво отражают его пожизненное убеждение в фундаментальном единстве всех религиозных феноменов. Потому, в своих религиоведческих исследованиях так же, как и в стараниях на поприще систематизации, он был верен своей гипотезе, гласящей, что «каждый обряд, каждый миф, каждое верование или божественная фигура отражает опыт священного и, следовательно, подразумевает понятие «бытия», «значения» и «истины» (A History of Religious Ideas, ч. 1, Chicago, 1978, с. XIII).
Во вторую половину своего пребывания в Чикаго, Элиаде стал получать признание и славу из различных частей мира. К тому времени многие его книги, включая литературные работы, были переведены на другие языки. Элиаде получил и свою долю критики. Кое-кто считал его недостаточно религиозным, тогда как другие обвиняли его в чрезмерной философичности и недостатке гуманизма, историчности, научности или эмпиричности. Но, как указано ранее, он придерживался твердой точки зрения, пронизывающей все аспекты его научных и литературных работ, потому сложно быть за или против любой части из его трудов, не оценивая всё наследие.
Последним крупным начинанием в жизни Элиаде стала данная «Энциклопедия религии». Как указывал он сам, он стремился создать не словарь, но энциклопедию – выборку всех важных идей и верований, ритуалов и мифов, символов и персоналий, всего, что сыграло роль в мировой истории религиозного опыта человечества от палеолита и до наших дней. Это его заслуга, что различные ученые со всех континентов работали над энциклопедией во имя создания краткого, четкого описания ряда религиозных форм в пределах наших нынешних знаний. Как только он закончил основную часть работы в качестве главного редактора энциклопедии, он задумался над несколькими новыми проектами, среди которых были развивающие тему космоса, человечества и времени. За свою жизнь Элиаде никогда не утверждал, что знает ответ на загадку жизни, но всегда был готов развивать смелые гипотезы.
Некогда Элиаде отдал дань памяти своему другу и коллеге Паулю Тиллиху на поминальной церемонии последнего в Чикаго, и, если заменить имя Тиллиха на Элиаде, то эти слова превосходно подойдут и ему: «Верный своему призванию и судьбе [Элиаде] не умер в конце своей карьеры, когда уже предположительно высказал всё важное, что он мог сказать… Потому его смерть тем более трагична – но также и символична» (Criterion 5, №1, 1968, с. 15).
Библиография
На протяжении своей жизни Элиаде был плодовит и в качестве ученого, и в качестве писателя, а его работы были переведены на многие языки. Поэтому, в сущности, невозможно привести все его книги и статьи, даже главные, хотя усилия по включению главных названий в вышеизложенный текст и были приложены. К счастью существует несколько библиографии Элиаде на английском языке, легкодоступных для читателя, как, например, включенная в публикацию «Мифы и символы: памяти Мирчи Элиаде» под редакцией Джозефа Китагавы и Чарльза Лонга (Myths and Symbols: Studies in Honor of Mircea Eliade, Chicago, 1969), и более современное издание «Мирча Элиаде: аннотированная библиография» под редакцией Дугласа Аллена и Денниса Доэнига (Mircea Eliade: An Annotated Bibliography, Douglas Allen & Dennis Doeing (New York, 1980). Одним из лучших введений в научную мысль Элиаде является его «Испытание лабиринтом» во французском оригинале (Ordeal by Labyrinth: Conversations with Claude-Henri Rocquet, Paris, 1978) или а английском переводе (Chicago, 1982). Достоинство этой книги состоит в развернутом изложении зрелых взглядов Элиаде на себя самого, и она включает «Хронологию жизни Мирчи Элиаде (A Chronology of Mircea Eliade’s Life), обращающую внимание читателя на его главные работы. Также существует много книг и статей о научных и литературных трудах Элиаде, некоторые из них критические, некоторые симпатизируют Элиаде, а некоторые превозносят его. Третья часть упомянутого выше труда «Мифы и символы» (Myths and Symbols), так же, как и «Воображение и значение: научные и литературные миры Мирчи Элиаде под редакцией Н. Жирардо и МакЛиинскотт Риккетс (Imagination and Meaning: The Scholarly and Literary Worlds of Mircea Eliade, N.J. Girardot & Mac Linscott Ricketts, New York, 1982), и «В ожидании Заката: Мирча Элиаде в перспективе» под редакцией Д. Карраско и (Waiting for the Dawn: Mircea Eliade in Perspective, David Carrasco & J.M. Swanberg Boulder, 1985), дают полезные отсылки к его литературному творчеству, хотя и его научная сторона тоже неизбежно упоминается.
Существует много других работ (упомянутых только в монографиях), которые могут оказаться полезны читателю. Обратитесь к: Douglas Allen, «Structure and Creativity in Religion: Mircea Eliade’s Phenomenology and New Directions» (The Hague, 1978); Thomas J.J. Altizer, «Mircea Eliade and the Dialectic of the Sacred» (Philadelphia, 1963); Guilford Dudley, «Religion on Trial: Mircea Eliade and His Critics» (Philadelphia, 1977); Jonathan Z. Smith, «Map Is Not Territory: Studies in the History of Religions» (Leiden, 1978); Ioan Petro Culianu, «Mircea Eliade» (Assisi, 1978); Antonio B. de Silva «The Phenomenology of Religion as a Philosophical Problem: An Analysis of the Theoretical Background of the Phenomenology of Religion, in General, and of M. Eliade’s Phenomenological Approach, in Particular» (Uppsala, 1982).
Джозеф М. Китагава
Энциклопедия религии (1987)
Перевод с английского: Екатерина Середа, Алла Приходько
[1] Имеется в виду «Энциклопедия религии», первое издание (1987) – прим. гл. ред.