Эпоха новейшего времени стала инновационной во многих отношениях. Трансформации культурного поля практически в равной мере нашли свое выражение во всех сферах социальной жизни. Конфессиональное пространство не стало исключением и в полной мере было вовлечено в процессы изменения его внутренних и внешних параметров. Если говорить о содержательной составляющей, то это, прежде всего, феномен «новой религиозности». Формы обновленной религиозности обрели свои сущностные черты и были реализованы в границах так называемых новых религий, многочисленные разновидности и представители которых стали неотъемлемой, количественно и качественно значимой чертой мирового конфессионального континуума.
Стоит отметить, что новое явление не является абсолютно однородным. Чаще всего относимые сюда образования делят на пять основных разновидностей — неохристианские, неоориенталистские, неоязыческие, квазинаучные, сатанистские — обладающие своей спецификой. Определяющим в названии той или иной группы, как правило, является специфика новаций, вносимых в традиционные формы религии.
К неохристианским относятся системы, претендующие на истинность трактовки новозаветной (в редких случаях — ветхозаветной традиции), фактически предельно модернизирующие исходное учение и делающие акцент на мистическом компоненте в отношении верующего к сакральному началу. Новые пророки претендуют не только на обращение к своему учению неверующих и, по их мнению, неправильно верящих, на своеобразную «рехристианизацию» традиционно христианских регионов. В одних вариантах поводом для этого объявляется неактуальность «классического» христианства, в других — утверждение о неизбежном искажении истинного учения Христа. Последнее положение может быть периферийным для самого нового учения, но в наиболее показательных случаях оно становится основой и базовым оправданием для существования общины нового типа.
Достаточно разнообразны и течения восточного толка. Идейно-понятийный анализ показывает, что неоориенталистские учения в своей вероучительной части представляют собой синкретические образования, в которых элементы западной культуры даже количественно доминируют над восточными. Это делает объяснимым распространение учений на Западе и популярность практически среди всех слоев населения: ведь они сочетают в себе реализацию потребности в ответе на вопрос о смысле жизни с сохранением достижений западной цивилизации.
Нельзя не учитывать присутствие в современном конфессиональном пространстве мира религиозных течений, которые чаще всего называют неоязыческими. Само это название, отчасти, указывает на содержание данных учений, в настоящее время распространенных практически повсеместно. Указанные организации в равной мере присутствуют практически во всех традиционно христианских странах. Все подобные течения в качестве основной стратегии существования предлагают возврат к дохристианским верованиям, сопряженный с пропагандой естественного образа жизни в гармонии с природой. Характерен упор на архаичность верований («возвратиться к своим корням»), акцент на единстве человека и окружающего мира, а также попытка изменения смысла понятия «традиционные религии». Новая трактовка, тем самым, исключает такую характерную черту религиозного учения, как универсальность, потенциальную возможность повсеместного распространения, надэтничность и внерегиональность.
Квазинаучные (паранаучные) системы верований также являются неотъемлемым компонентом религиозного пространства современности. Они являются одним из вариантов реализации современным человеком потребности в наличии у него системы веры. Их сравнительно малое количество свидетельствует о том, что наука является элитарным способом отношения к миру, данная особенность в какой-то мере сохраняется во всех учениях, где задействуется определенная доля научной информации.
Как уже упоминалось, в особое направление выделяются и современные последователи культа сатаны. Саму группу учений нельзя считать абсолютно новой, поскольку ее корни прослеживаются уже в период средних веков. В ее границах воспроизводятся традиционный для религиозных систем дуализм и линейность исторического времени, точно так же особое внимание уделяя свободе выбора верующим собственного жизненного пути. Скорее всего, базовыми характеристиками современного сатанизма являются эклектичность учения и культовой практики, эсхатологизм и апокалиптичность доктрин, акцент на индивидуально-личностный подход в религиозной практике, привлечение элементов научного мировоззрения, активная социальная позиция. В отличие от других религий нетрадиционного типа сатанистские группы постоянно находятся в маргинальной положении по отношению как к официальной культуре, так и к «бытовым» культурным феноменам. Это единственное направление в современной конфессиональной картине мира, по отношению к которому никогда не ставилась проблема межрелигиозного диалога и партнерства.
Фактически новые религии и порожденная ими «новая религиозность» стали одним из значимых индикаторов тех изменений в российском обществе, осуществление которых позволяет говорить об еще одном шаге, сделанном страной в сторону постиндустриального общества, с его культурным плюрализмом, отказом от систем унификации в части сфер общественной жизни и доминированием сетевых структур. Однако для российской науки о религии новые вероучительные системы стали еще и своеобразным методологическим вызовом, поставившим под вопрос потенциал отечественных исследователей в оценке нового феномена и определении перспектив его эволюции. Закрепившийся изначально за «новыми религиями» и долгое время широко использовавшийся термин «культы» был призван подчеркнуть наличие некой «фальши» в самом явлении, его несоответствие неким религиоведческим стандартам в том, чтобы быть типологически отнесенным к религиям.
Если оставить в стороне проблемы классификации данного явления применительно к существующим формам традиционных верований, а также их потенциал в преобразовании социального континуума, то остаются две характерные черты, сделавшие новую религиозность — и отчасти ее носителей — методологической проблемой для религиоведения как науки. Речь идет о синкретизме учений новых религий, с одной стороны, и о новых принципах отношения к сакральному началу, вылившихся в формирование нового облика религии и нового типа верующего.
Вместившие в себя значительную долю светских и мифологических компонентов, новые религии уже по формальным признакам не соответствуют принятым в отечественном религиоведении характерным чертам религии как общественного явления. Здесь мы не будем касаться тех сущностных черт религии как системы, которые выделяются носителями религиозной мысли.
Отметим изменения, ставшие знаковыми для новых образований религиозного типа. Прежде всего, это новое понимание объекта религиозного отношения. Сакральное начало в ряде случаев теряет свою метафизическую природу, начинает совпадать с объектами научного внимания, реалиями светской культуры, феноменами, описываемыми фольклором. Некоторые из новых учений в своих объектах поклонения настолько утрачивают даже внешнее впечатление сакральности, что получают у ряда исследователей и представителей традиционных религий наименование «квазирелигиозных». Иногда обращение даже к привычным сакральным феноменам сочетается с очень слабым знакомством с его пониманием даже внутри самого нового канона, что ставит вопрос об уровне приобщенности неофита к той вере, с которой он себя идентифицирует.
Очень часто такое отношение сочетается с неинституциональностью субъекта религиозного культа. Верующий полагает себя приверженцем того или иного учения, не всегда полностью воспроизводя необходимые требования культового характера, не всегда участвуя в обрядности (в большей степени это касается представителей неоориенталистских и неомифологических объединений). Подобная позиция может находить свое выражение в таких феноменах как дрейф верующих (постоянный переход из одной религиозной группы в другую при сравнительно коротком периоде пребывания внутри самой общности), и полиидентификация (понимание себя одновременно как последователя двух и более учений, иногда имеющих совершенно разные источники происхождения). У религиоведов последнее получило название «двоеверия», хотя на самом деле здесь не всегда имеет место именно отношение веры как способа связи с сакральным. Потребность в наличии связи с Абсолютом достаточно успешно вытесняют прагматизм, утилитаризм, следование моде.
Если добавить ко всему вышеперечисленному факт отсутствия в реальности чистой религиозной формы, всегда отягощенной мифологическими построениями и в значительной степени трансформирующейся под напором феноменов, принадлежащих к светской культуре, то встает вопрос о том, что именно мы можем связывать с понятием религиозности и в какой мере последнее отражает специфику современной конфессиональной ситуации в мире.
Остановимся на том, что само явление религиозности должно рассматриваться как сочетающее внешние (социальные) и внутренние (социализированные индивидуальные) характеристики с верификацией верующего как такового на основе самовосприятия, с дополнительной коррекцией такого рода утверждений через внешние стороны учения, культовой и внекультовой деятельности.
Дополнительные сложности в характеристике конфессий нового типа в их содержательной и формальной сторонах создает то обстоятельство, что традиционно выделяемые внутри религиозной системы религиозные же сознание, деятельность, институты, отношения и организации в границах объединений нового типа не всегда четко определяются. Приходится признать, что специфическая природа этих составляющих религии как социального феномена (смешение организационных форм, доминирование внекультовой деятельности над обрядностью, слабое развитие или отсутствие ряда институциональных образований и т. п.) требует формулировки более гибких критериев характеристики религиозности в современном мире. Явления религиозной природы помещаются в те сферы, которые с эпохи нового времени были отнесены к пространству секулярной культуры. В свою очередь, секулярные феномены, как уже отмечалось выше, наделяются сакральной природой. Очевидно, что в социумах позднеиндустриального и постиндустриального типов — к каковым скоро можно будет отнести и российское общество — религия как сфера общественного бытия не только изменяет свою природу, но и становится объектом междисциплинарного анализа. Для российского религиоведения это означает необходимость не только корректировки категориального аппарата, но и задействования инструментария смежных дисциплин.
Об авторе: Рязанова Светлана Владимировна, кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН (Пермь, Россия).