Забияко А.П. Ролевая теория религии Я.Сундена (Обзор)

В последние годы все большее внимание привлекает исследовательская деятельность группы протестантских и католических теологов, объединяющихся вокруг Я.Сундена, профессора психологии религии Упсальского университета (Швеция). Я.Сунден (1908 г.р.) начал свою научную карьеру с исследований в области Ветхого Завета в истории религии. Его докторская диссертация была посвящена А.Бергсону. Основы ролевой теории религии впервые были изложены Сунденом в книге «Религия и роли» (4), широкую известность эта работа получила после выхода на немецком языке (5). Последовавшие вслед за этим труды на большом фактическом материале дополняли и развивали положение концепции.

Сам факт обращения теологической мысли к ролевым теориям объяснения человеческого поведения и менталитета вполне согласуется и с тенденциями изменения религиозного сознания, и с движением современного научного мышления.

Занимающие сегодня умы теологов всего мира проблемы десакрализации общественной жизни и сознания, приватизации религиозности, снижения роли обрядности, иитериоризации религиозной жизни — всё это преломляется в творчестве Я.Сундена, увлеченного вместе со своими последователями поисками путей активизации индивидуальной религиозности. С позиций ролевой теории фундаментом индивидуальной религиозности являются не догматы вероучения, но религиозный опыт, поэтому воспроизводство религии находится в зависимости от сохранения и деятельности психических отруктур, обеспечивающих появление и возобновление религиозного опыта, прежде воего — от интериоризированных религиозных ролей и религиозных стереотипов, или моделей восприятия внешнего мира.

Идея, существования религиозных стереотипов восприятия принципиально важна для Я.Сундена, ибо именно их функционирование является для него основой становления религиозного мироощущения. Согласно воззрениям шведского теолога, религиозные стереотипы восприятия «вкладываютоя» в.сознание человека из внешней среды (из содержания священных книг, Из поведения окружающих, и т.п.), хранятся в глубинах памяти, чтобы в определенные моменты выйти на первый план и трансформировать картину вооприятия мира таким образом, что человек начинает чувотвовать рядом о собой присутствие Бога; при этом «чисто поихологичеоки, — полагает Я.Сунден,- опыт бога или души должен быть по крайней мере отоль же естественным, как опыт вещей» (5, с.54).

В своих конечных устремлениях ролевая теория религии ориентируется не только на обоснование возможности формирования религиозного мироощущения через научение (посредством передачи индивиду из религиозной традиции религиозных ролей и стереотипов восприятия), но также на раскрытие перед современным человеком перспектив «вотречи» о Богом как «живым Партнером».

В ролевой теории религии отчетливо проявляется тяготение современной теологической мысли от субъективистских философско-психологических теорий к более строгим подходам. Я.Сунден и его единомышленники весьма критически настроены в отношении теоретических оснований работ Рудольфа Отто и Зигмунда Фрейда (при этом, однако, не исключается возможность использования некоторых концепций австралийского психоаналитика), предпочитают исоледовать религиозные духовные феномены с позиций прежде воего социальной психологии. Очевидно, что ролевая теория религии теснейшим образом вплетена в широкий контекст современного научного знания, развивая применительно к религии некоторые общие парадигмы: понимание процесса мышления как диалога, бытия и деятельности как игры и т.д. По этой причине ролевая концепция открывает некоторые новые отороны религиозной духовной жизни, одновременно расширяя круг религиоведческих методов исследования. В этом отношении показательна последняя работа Я.Сундена «Святой Августин и Псалтирь в свете ролевой психологии» (10).

В этой статье Я.Сунден выделяет очень важный, по его мнению, аспект формирования внутреннего мира Августина — чтение им псалмов, не учитывая его, нельзя, в частнооти, понять многих страниц «Исповеди».

Ярким примером того, как чтение псалмов может круто поворачивать умонастроение человека, является для видена судьба немецкого поэта начала нашего века Макса даутендея. Дневниковые записи, оставшиеся после его смерти, свидетельствуют, что прочитанные им в момент духовного смятения два псалма — 49 и 59 — «целиком изменили его восприятие мира» (10, с.375). Он неожиданно открыл для себя, что «Бог живет, Он — личность, и все остальное живет благодаря ему», что всякое «я» в универсуме происходит от Бога и принадлежит личному Богу» (10, с.375-376). Произошло это потому, утверждает Сунден, что в этих псалмах он обнаружил слова, которые мог легко оделать своими собственными — и чтение превратилось в молитву. «Чтение Псалтиря позволило ему войти во взаимодействующую систему двух ролей, «Бога» и «молящегося человека» (10, с.376). Процесс трансформации личности поэта завершился тем, что «Бог, провозгласивший со страниц Библии «ибо Мои все звери в лесу, и скот на тысяче гор, знаю всех птиц на горах, и животные на полях передо Мною» (пс.49, 10-11), внезапно проявился в виде личного присутствия в сфере человеческого восприятия, придавая ему новую структуру.

Нечто подобное, полагает Сунден, произошло и с Августином, когда он, пребывая в 386 г. в Кассициаке, проводил время за чтением псалмов.

Разбирая фрагмент четвертой главы девятой книги «Исповеди», Сунден находит там сложные перипетии душевной жизни: чтение четвертого псалма переходит у Августина в молитву и ему открывается его истинное «Я» («Действительно, я любил суету и искал лжи»), охвативший его страх затем превращается в надежду и ликование по поводу божественного милосердия. «Мне кажется, что чтение Августином четвертого псалма должно быть рассмотрено в качестве дуальной ролевой ситуации типа диалога между Богом и автором «Исповеди», » так видится Сундену основной психологический смысл происшедшего с Августином (10, с.377-378). Дух Святой говорит Августину о его истинной природе и одновременно о божественном милосердии — Августин слушает и соглашается. Примечательно, что предпринимавшиеся Августином до чтения псалмов поиски путей к Богу оканчивались неудачей — ведь он руководствовался плотиновской идеей трансцендентного Бога. Теперь же, в Кассициаке, посредством чтения псалмов он встречается с Богом, который отделен от человека и в то же самое время присутствует рядом. Изменение стереотипа восприятия (в данном олучае стереотипа восприятия Бога и человека) со свойственного неоплатоникам на библейский трансформирует картину внешнего мира: будущий «учитель Запада» ощущает поблизости присутствие личного Бога.

Значительную роль в преображении душевного строя Августина сыграла, как полагает Сунден, на только смена стереотипа восприятия, но также и усвоенная им из Псалтиря техника молитвы. Плотин, исходя из своего понимания Бога, считал, что обращение к нему должно облекатьоя не в форму громких слов, но быть душевным порывом. Напротив, Августин настаивает на словесном облачении молитвы, более того, помимо произнесения слов для него имеет большое значение процесс слушания молитвенного текста, Слушание, по мысли Сундена, — очень важный момент: звучащие в тексте высказывания Бога создают впечатление присутствия самого Бога. Слово, пришедшее из Писания, преобразует мировосприятие таким образом, что человек начинает ощущать себя в ситуации «сoram te», «Твоего приоутотвия» (10, с.379).

«Псалом 4 позволил Августину «вкусить самого Бога» (10, с.380), — именно глаголом «вкушать» передает Августин свое ощущение близости Бога, и это, несмотря на те упреки, которые он бросал манихеям («Как они могли видеть Вечного, пребывающего внутри»). В освещении Я.Сундена, чтение псалмов внесло решающий вклад в становление умонастроения автора «Исповеди». Полемизируя с П.Броуном, который полагал, что обращение к Псалтирю было следствием душевного переворота Августина (согласно Броуну, в псалмах преобразившийся Августин лишь обретал нужные литературные формы для выражения новых чувств), Сунден настаивает, что чтение было причиной переворота: ролевой аспект псалмов открыл Августину новый мир религиозных переживаний и дал ему возможность жить и молитьоя «в присутствии Бога» (10, с.381). Сунден называет это душевное состояние Августина «coram Deo — опыт»: «опыт переструктурирования при помощи динамического, ролевого процесса нейтрального пространства в присутствие Бога» (106, 382).

Интерес к исследованиям Я.Сундена и его последователей побудил Общество научного изучения религии провести в 1987 г. на страницах своего печатного органа симпозиум, посвященный ролевой теории религии. По мнению организаторов, сегодня среди европейских психологов религии ролевая теория Сундена столь же влиятельна, как и теория религиозных ориентаций Оллпорта среди американских.

Материалы симпозиума открываются статьей Т.Кэллстада, профессора психологии религии Упсальского университета (2). Обратившись к основным идеям теории Сундена, Т.Кэллстад акцентирует внимание на том, что с точки зрения этой теории все религиозные традиции включают наборы ролей, или моделей поведения, образующих взаимодействующие друг с другом системы. «Например, когда ветхозаветный пророк вещает о Яхве и Израиле, перед нами возникает такая взаимодействующая система. Божественные действия известны из истории отцов народа, и эти действия конституируют роль «Бог», а то, что сказано относительно отцов, конституирует набор человеческих ролей, которые в данном случав вместе с ролью «Бог» создают взаимодействующую систему» (2, с.367).

Знание библейских ролей и сюжетов может существенно сказываться на образе мышления и деятельности. Знакомый с Библией человек, обнаружив, что он не способен разрешить возникающие жизненные проблемы обычным путем, способен прибегнуть к содержащимся в его памяти библейским повествованиям, извлекая из них модели поведения, «человеческие роли» Библии. «Ситуация, построенная вначале обычным образом, может затем быть перестроена так, что индивидуальный опыт сам придет ко взаимодействию с Богом» (2, с.367). В таком случае, полагает автор, религиозный опыт возникает как «межличностная встреча» (2, с.368).

В ходе постоянного усвоения различных ролей и сцен Библии формируется определенная умственная предрасположенность, обусловливающая то, что происходящие с человеком события начинают восприниматься как божественная деятельность. Такого рода предрасположенность позволяет людям слышать голос Бога, ощущать его присутствие или обретать в определенные моменты уверенность, что они подведены к такой точке, где Бог окончательно явит им самого себя. По мнению автора, обладающий достаточно развитой предрасположенностью ума читатель Библии, хорошо понимает, что есть Бог как «живой партнер человека» (2, с.368).

Кэллстад считает важным уточнение омысла понятий. Понятия «брать роль», «овладение ролью», согласно его разъяснениям, означают извлечение человеческой роли из библейской ситуации взаимодействия человека и Бога. Понятия «усвоение роли «Бог», «усвоение роли «Иисус» или «усвоение роли «другого» обозначают то, что происходит, когда читатель, приняв роль библейского человеческого пероонажа, начинает ожидать, что же Бог сделает с ним такое, что он уже делал с человеческими оуществами, описанными в Библии. «Понятие «ролевое усвоение» иопользуетоя для обозначения ожидания божественной деятельности» (2, с.368). Ссылаяоь на Сундена, автор указывает, что понятие роли заключает в оебе три элемента: ситуацию, ожидание и взаимодействие.

Кэллстад против объяснения религиозного опыта как сугубо индивидуального, субъективного явления» Соглаоно его пониманию, религиозный опыт не может носить такого характера, поскольку он основан на закрепленных письменно библейских ситуациях, и поэтому поколение за поколением воспроизводят его одинаковым образом.

Изложив некоторые общие идеи ролевой концепции, Т.Кэллстад приступает к овоай ооновной задаче — применению этой теории к изучению письменных материалов, оставленных христианскими мистиками: Игнатием Лойолой, Джоном Уэсли и Рут Дален.

Все предшествовавшие исследования, посвященные Лойоле, отличались, по мнению автора, тем недостатком, что они «игнорировали психологически важную проблему — проблему его метода использования внутреннего диалога в ходе медитации и созерцания» (2, с.368). Оснащенный идеями Сундена и родственными им социально-психологическими представлениями об обоюдности ролевого поведения, Кэллстад берется за рассмотрение этой темы. Он замечает, что, несмотря на то, что в рекомендациях Лойолы речь идет о внутреннем диалоге, основатель ордена иезуитов предписывает строить этот диалог на основе слов — произносимых вслух или бесшумно; здесь явно подразумевается наличие аудитории и поэтому такое внутреннее действо можно «потолковать как эмпатическую ролевую игру, близкую психодраме» (2, с.369). Диалог в системе управлений Лойолы можно интерпретировать так же, как «дуальную ролевую ситуацию» (2, с.369). Бог-Отец, Бог-Сын, исторический Иисус на кресте, Дева Мария являются описанными в Библии ролями, Внутренний Христос, внутренний Бог, внутренняя Дева Мария являются ролями, которые усваиваются из текстов, становяоь частью внутреннего мира человека. Лойола разыгрывает эти роли сам с собой. Он омотрит на себя глазами усвоенного им образа Христа, он говорит сам с собой голооом внутреннего Иисуса, голосами внутреннего Бога и внутренней Девы Марии. Многоплановость влияния библейоких повествований на сознание медитирующего состоит, по Кэллстаду, в том, что человек усваивает не только роль божественных персонажей, но и, во-вторых, он идентифицируется с зафиксированными в текстах ролями партнера Бога.

Складывающиеся в результате интериоризации библейских писаний образцы восприятия мира и эталоны мышления определенным образом преобразуют мироощущение человека, Например, он начинает чувствовать полное безразличие к материальным благам и испытывать любовь к Богу, человек вдруг осознает свою богоизбранность и ощущает внутреннее утешение — все это убеждает верующего в исполнении его надежд и ожиданий. Этот опыт подтверждает уверенность человека в том, что он не одинок, что он имеет «живого Другого» как своего Партнера. Верующий укрепляется в мыоли, что Бог, действующий в нем, с ним и вокруг него есть тот же Бог, которого знали люди Библии. «Конечно, — добавляет Кэллстад, — ощущение подтверждения имеет здесь субъективный и личностный характер» (2, с.370).

Джон Уэсли интересен автору прежде всего как мистик, необычайно ярко переживший опыт «признания» к религиозной деятельности. Заметив, что сам Уэсли выражал свое самоощущение библейским изречением «головня, выхваченная из огня», Кэллстад предположил, что в данном случае феномен религиозного призвания должен иметь корни в некоторых библейских ролях, ориентирующих соответствующим образом поведение и религиозный опыт последователей христианства.

Исследуя вехи жизненного пути Уэсли, Кэллстад останавливается на 1737 г., периоде, когда внутренний мир его героя был охвачен драматическими коллизиями: с одной стороны, еще задолго до этого он дал обет целомудренной и безбрачной жизни, с другой, — Уэсли одержим любовью к Софи. Ситуация душевного разлада получает необычное разрешение: однажды, когда влюбленные встретились и остались наедине, вдруг раздался голос дяди Софи, вызывавшего Джона Уэсли в соседнюю комнату, — этот голос был воспринят Уэоли как голос Бога, спасающего его от любовной страсти. «Так я был еще раз выхвачен, как головня из огня» — записал потом Уэсли в своем дневнике (первый раз он был спасен из горящего дома, когда ему было семь лет) (2, с.371). Особенности личной судьбы и воспитания привели к тому, что в сознании Уэсли прочно закрепились познавательные структуры, основанные на библейских стереотипах восприятия, что позволило ему интерпретировать случавшееся как проявление божественной деятельности.

В описанной выше ситуации сработал образец, усвоенный из текотов пророка Амоса (4 II) и пророка Захарии (3.2). Особенно важен последний текст: Джон Уэоли видит себя в роли великого иерея Ииоуса, «выхваченного из огня», — сатанинской стихии, которая в данном случае интерпретируется им как огонь земной любви. Подтверждением того, что Уэсли подоознательно руководствовался принятой ролью ветхозаветного пероонажа, являются, по мнению Кэллстада, последовавшие вслед за рызрывом с Софи события (миссионерская и проповедническая деятельность Уэоли, организация общин), а также его дневниковые записи — во воем этом все более ясно проотупает оамоидентификация Уэоли с библейскими харизматиками.

В поисках истоков мистичеоких видений Рут Дален автор отправляется в историю ее детства. По свидетельству бамой Рут Дален, в детстве она очень увлекалась разыгрыванием в одиночку целых спектаклей на религиозные темы, где ей самой приходилось играть вое роли. Как полагает Кэллстад, это подготовило ее к тому, что во взрослом возрасте она могла в овоем религиозном опыте идентифицироваться с другими людьми, их оудьбами и проблемами. Детские ролевые игры, способнооть к драматической идентификации и благоприобретенная вера в небесных существ стали психологической основой ее мистических видений (2, с.374).

Н.Хольм, професоор сравнительного религиоведения (Финляндия), в ролевой теории Я.Сундена ищет ключи к пониманию психологической природы глоссолалии, их лингвистической и литургической функций (I).

Прежде воего он говаривает вслед за Сунденом, что в зависимости от того, какой религиозный групповой образец усваивается — дефектный или добротный, правильный, — религиозная практика глоссолалии может развиваться в двух направлениях. В одном случае она может принять вид широко известной истерии, в другом, будучи связана с традицией, она порождает наполненный смыслом интегрирующий опыт. Основой последнего процесса является общая ролевая система, которая, в частности в случае говорения на языках, может быть обнаружена в, Библии, особенно в событиях первой пятидесятницы (I, с.383).

Методологически важными представляются Хольму два подхода Сундена к пониманию религии и религиозного опыта: с точки зрения социальной психологии и с позиций психологии восприятия.

Из социально-психологичеоких оснований теории Сундена вытекает, что религиозные феномены в первую очередь должны рассматриваться в рамках той общественной среды, которая воздействует на людей и формирует их религиозный опыт. Главный источник религиозного опыта — общественное научение, представляющее собой процесс усвоения новыми поколениями мифологических повествований, собранных в священных текстах. По мере усвоения священных текстов религиозная личность овладевает и содержащимися в повествованиях, мифологическим ролями, которые могут функционировать принципиально к религиозному опыту в качестве образцов, или моделей, восприятия. Их наличие во внутреннем мире человека создает возможность переживания внешних событий в религиозном плане: когда человек, в чьем сознании предотавлены священные сюжеты и роли, попадает в жизненную ситуацию, близкую, как ему кажется, мифологической, то мифологическое повествование, актуализируясь, становится для верующего подлинной реальностью. Такого рода переконструирование восприятия мира обычно являетоя следствием внутренних проблем или жизненных трудностей — с его помощью человек стремится разрешить конфликтную ситуацию: «Индивид, как правило, чувствует, что «новый» опыт дан ему в качестве дара из божественного мира» (I, с.384). Переетруктурирование восприятия приводит к тому, что человек начинает ощущать присутствие высшей энергии, Бога, с которым он вступает в отношения «я — ты».

Что касаетоя лингвистического аспекта глоссолалии, то он представляется Хольму достаточно простым. Многолетние наблюдения за практикой глоссолалии у шведскоязычной части пятидесятников Финляндии убедили его, что в основе этого явления лежат фонемы родного языка и что существуют простые языковые модели глоссолалии, которые могут усваиваться человеком от других верующих. Каждый индивидуальный опыт глоссолалии в лингвистическом плане обусловлен влиянием внешнего языкового окружения: «Можно констатировать, что глоссолалия базируется на универсальной человечеокой способности к подражанию» (I, с.385).

Сложнее обстоит дело с психологическим объяснением той стороны глоссолалии, которая связана с основополагающей для пятидесятников практикой «крещения в духе». Хольм напоминает, что глоссолалия для пятидесятников является внешним признаком, указывающим на обретение верующим Духа Святого. «Крещение в духе» имеет свои мифологические корни в Библии, но, кроме этого, конечно, требует и опоры в общественной жизни. «Иными словами, индивиды усваивают свою роль и из мифа — Библии — и в общине единоверцев» (I, с.386). Согласно вероучению пятидесятников, человек своими усилиями не может получить «крещение в духе» — оно может быть только даром свыше и поэтому верующий должен переживать его как «дар милосердия», как соприкосновение с нисходящим к нему Святым Духом. Чтобы прийти к такому состоянию, человек в ходе литургии берет на себя роль апостола и одновременно с этим в его сознании воссоздается роль Бога и определенные структуры восприятия. «Индивид полностью входит в роль крещения в духе. Дар языков становится сверхъестественным даром и возникает ощущение душевного счастья» (I, с.386).

Отмечая достоинства ролевой теории, Н.Хольм вместе с там подчеркивает, что она не может объяснить все без исключения стороны религиозного опыта; при этом он ссылается на Сундена, советовавшего наряду с ролевой концепцией религии использовать идеи Фрейда и Юнга (I, с.388). Изучение глоссолалии привело Хольма к заключению, что потребность в психоаналитических, например, подходах появляется в тех случаях, когда исследователь сталкиваетоя с необходиюотью объяснить, как взаимодействуют в процессе формирования религиозного опыта мотивирующие факторы, усвоенные из социального окружения, и субъективные желания и мотивы. Потребность в более широких теоретических основаниях станет еще очевиднее, считает Хольм, если поставить вопрос о том, правильно ли истолковывать религиозный опыт исключительно в качестве социально обусловленного феномена. «Жестокое применение ролевой теории должно подразумевать, что всякая новая модель устраняется. Религия могла быть передана и сформирована единственно благодаря социально обусловленным моделям и ролям. Но даже сам Сунден выражал опасения относительно таких аргументов. Он отмечает, что роли ни в коем случае не являются автоматически воспринятыми застывшими моделями.. В действительности они изменчивы, всякий раз берутся индивидуальным образом и иногда сочетаются в очень необычных комбинациях» (I, с.388). Для изучения этих сложных явлений требуются, конечно, разнообразные подходы, но это не противоречит методологии Сундена: «Особое преимущество использования ролевой теории Сундена состоит в ее совместимости о другими теориями» (I, с.388).

Изложению общих вопрооов ролевой теории Я.Сундена посвящена статья 0.Викстрема, профессора психологии религии Упсальского университета (12).

«По словам Сундена, теория принятия роли — это ответ на основополагающий вопрос: «Как религиозный опыт вообще — психологически возможен?» (12, с.390). Формулируя содержание своего ответа на этот действительно фундаментальный вопрос, Сунден, как пишет О.Викотрем, пошел по пути сочетания идей, извлеченных из трех теоретических областей.

Во-первых, из той, что стала называться позднее социологией познания; при этом Сунден придал особое значение тому положению, что языковые системы обусловлены социально-культурной средой. Сунден понял, что «религиозный, опыт, истории которого рассказывают о взаимодействии между Богом/богами и человеком», — это одна из таких языковых систем (12, с.391).

Социально-культурный подход соединен в теории Сундена с воззрениями социальной психологии на функцию ролей в социальном взаимодействии. Ролевая концепция исходит из того, что роли задают не только содержание поведенческих моделей, но и содержание моделей восприятия; наряду с этим роли формируют ожидания определенных типов поведения «другого». Теория Сундена сосредоточивается на дуальных ролевых ситуациях. Факт возникновения ролей во внутреннем мире личности объясняется, согласно Викстрему, следующим образом: источником ролей для отдельного человека может быть либо его социальное окружение (например, священники, религиозные родители в их взаимоотношении с Богом), либо религиозная традиция. «Примерами таких традиционных ролей являютоя личности, описанные в Библии…» (12, с.391).

Наконец, третьей теоретической областью, к которой обращается Сунден, является психология восприятия. То огромное значение, которое в ролевой теории имеют стереотипы, модели восприятия, Викстрем объясняет общей методологической установкой Сундена, согласно которой познание реальности — будь то научное ИЛИ религиозное познание — обусловлено принятыми в определенной среде исходными перцептивными образами (научными моделями реальности, религиозными мифами и представлениями и пр.). В целом процесс восприятия выглядит, по Сундену, таким образом: I) чувственное «схватывание» ситуации; 2) развертывание чувственных процессов; 3) поиск и обнаружение модели восприятия, при помощя которой могут быть интерпретированы чувственные процессы; 4) обнаруженная модель структурирует содержание восприятия или придает ему смысл (12, с.392).

Собственно, психологические роли и есть в первую очередь модели восприятия. «Роли являются сценами взаимодействия между Богом/богами и человеком — так, как это описано в библейских или мифологических повествовательных текстах, для слушателя проповедника, гуру, овами, для читателя текста эти роли функционируют как структурирующие модели восприятия…» (12, с.392). Кроме перцептивного «роль» имеет еще одно измерение: «В одной своей части роль является моделью поведения, в своей другой части она создает ожидание того, как в дуальной ролевой системе должен вести себя «Другой» (12, с.392).

Каковы функции ролей? Викстрем объясняет, что функции ролей религиозных мифов состоят в содействии «человеческому поиску всеобъемлющих моделей», они помогают людям наделять качеством единства различные явления (12, с.393). Судя по тем понятиям, которые употреблял Сунден («всеобщность», «единство», «целостность», «Космос»), роли должны, способствовать восприятию мира как целого, действуя также в направлении интеграции человеческого сообщества.

По мнению Викстрема, ролевая теория Сундена открывает путь к пониманию природы и содержания религиозного опыта. Это естественно следует из того, что в рамках ролевой теории религиозный опыт рассматривается главным образом как перцептивный процесс, сущность и ооновные механизмы которого представляютоя религиоведам этого направления вполне объяснимыми. Действительно, описана общая схема развития процесса восприятия, из нее вытекает, что ключевым моментом и необходимым условием развертывания религиозного опыта является «доступ к религиозным стереотипам восприятия» (12, с.393). Известно также, как формируютоя и что собой предотавляют эти стереотипы, религиозные роли и модели восприятия, в каких ситуациях они получают доминирующее влияние. Ролевая теория дает ответ и на вопрос о том, что происходит в сознании человека> когда в критическом положении религиозные стереотипы восприятия выходят на первый план: меняется отруктура восприятия мира, на место «профанной» структуры приходит «религиозная» (в этом смысле, поясняет автор, можно говорить о религиозном опыте как разновидности «фазового сдвига» (12, с.393). Из всей этой суммы знаний, по убеждению Викстрема, складываетоя довольно стройная методология, она была взята им на вооружение в его докторской диссертации.

Это исследование, построенное на интервьюировании пожилых людей, отавило своей целью выяснение того, как библейские религиозные отереотипы восприятия и библейские роли вносили свой вклад в пережитый опрашиваемым опыт взаимодействия с Богом, или, по их собственному выражению, опыт божественного водительства» (12, 0.395). В зависимости от усвоенных из Библии ролей и от специфики развития ситуации, в которой находился верующий, Викстрем выделил два варианта эмоционального наполнения религиозного опыта: в одном случае, человек живет чувством присутствия и близости Бога, в другом — верующим овладевает ощущение, что он стал объектом божественной деятельности (12, с.395). Для ролевой теории жизненная обстановка, в которой пребывает верующий, имеет существенное значение: как показали полученные Викстремом материалы, созданные под воздействием внешних факторов, неопределенные эмоциональные движения функционируют подобно пусковому механизму. Они дают начало процессу принятия роли. Тогда расположенные во внутреннем мире различные библейокие роли входят в область оознания и переотруктурируют реальнооть. Другими словами, профанные ситуации посредством принятия роли насыщаются сакральным содержанием (12, с.397).

Шведский религиовед находит, что материал интервьюирования подтверждают теоретические постулаты ролевой концепции. «Опыт божественного водительства может быть понят как динамическое взаимодействие между интервьюированным индивидом религиозным мировоззрением о его ролями и событиями обычного мира» (12, с.395).

«Ролевая концепция Сундена, — заключает Викстрем, — возникла как протест против идеалистической и интроспективной психологии. Его террия основана на предельном сосредоточении на роди религиозных традиций как единитвенном условии религиозного опыта» (12, с.399).

Ян Ван дер Ланс, представитель Неймегенского католического университета (Нидерланды), в течение длительного времени изучает феномен медитации, В опубликованной в материалах симпозиума статье (II) на основе сопоставления различных теоретических подходов к пониманию медитации он разъясняет преимущества ролевой концепции Сундена.

Начинает Ван дер Ланс с того, что формулирует общее представление о медитации. По его мнению, медитация есть техника для активизации религиозного опыта, основная цель которой состоит «в осуществлении изменения себя и мира. Медитация призвана освобождать медитирующего, от общепринятого восприятия повседневности и ставить его в позицию постижения «истинной реальности» (II , с.401).

Автор полагает, что все предшествовавшие исследования медитации могут быть сгруппированы в рамках четырех неправлений.

Гипнотическая модель. Объяснение медитации как разновидности гипноза было очень популярным в начале нашего века среди религиоведов, которые изучали состояния сознания, описанные мистиками. Исследователи, например Леуба, пришли к выводу, что фокусирование внимания, телесные позы и фиксация взгляда на одной точке делают медитацию очень похожей на гипноз как в техническом отношении, так и в достигаемых результатах. Позднее, уже в 70-е годы предпринимались попытки применения гипнотической модели к дзэн-буддийскому медитативному процессу (обращалось внимание на регуляцию дыхания, неподвижность позы, повторение сутр). «Однако, несмотря на некоторое сходство, гипноз и медитация заметно отличаются в плане состояния эго-организации и характерных черт опыта», — утверждает Ван дер Ланс со ссылкой на работу А.Дейкмана (II, с.402).

П с и х о а н а л и т и ч е с к а я точка зрения. Согласно психоаналитической трактовке, медитация осуществляет регрессивный процесс Фрейд рассматривал «океаническое ощущение» мистиков в качестве всего лишь воспоминания о недифференцированном инфантильном оостоянии эго. Последователи Фрейда видели в медитации или технику переориентации либидо о внешнего мира на внутренний, приводящую к пробуждению изначального нарциссизма, или систему упражнений, позволяющую снять запреты о проявления первичных импульсов. Очевидно, что во воех случаях психоанализ ведет речь о возвращении к более ранней стадии развития психики (II, с.402).

П c и х о — п c и х о л о г и ч е с к и й подход. Хотя среди сторонников этого направления существуют, как следует из обзора Ван дер Ланоа, большие разногласия, суть их исследований состоит в стремлении объяснить медитацию с позиций нейропсихологии. Вполне естественно поэтому, что решающую роль здеоь играют энцефалографические обследования мастеров дзэн и йоги. Ван дер Ланс, опираяоь на мнение Миллза и Кэмпбелла, полагает, что данный подход слишком широк, чтобы раскрыть специфические черты медитации.

К о г н и т и в н а я теория. «Многие ученые рассматривали медитацию как технику, имеющую своим результатом изменение в информационном процессе или вооприятии» (II , с.403). В работе Адейкмана, посвященной миотичеокому опыту, высказывалаоь мысль, что в каждой миотичеокой традиции практикуютоя две базовые техники: созерцание и самоотречение. Созерцание означает восприятие объекта без его анализа в логических категориях. Смысл обеих техник состоит в том, чтобы деавтоматизировать поихические структуры, организующие, отбирающие и интерпретирующие перцептивный процесс. Если в обычных условиях человек в ооответстии оо своим жизненным опытом автоматически производит отбор поступающих стимулов, то в специфических ситуациях, по мысли А.Дейкмана, эта прагматическая система отбора может разрушаться благодаря альтернативным модусам сознания, которые открывают те аспекты мира, что ранее игнорировались. Экспериментальные исследования Дейкмана подвели его к выводу, что «мистический опыт является продуктом деавтоматизации» (II, с.403). С его точки зрения, на феноменологическом уровне нет существенной разницы между миотическим опытом и нерелигиозными вариантами деавтоматизации. Бан дер Ланс выступает против такого предельного сближения этих явлений, поскольку полагает, что в религиозном и нерелигиозном опыте деавтоматизации при сходстве психического механизма и некоторых форм существуют очень большие различия в содержании переживаемого.

Кроме того, возражения со стороны Ван дер Ланса вызывают представление сторонников когнитивной теории, будто в процессе деавтоматизации происходит переход на уровень сознавания, где вообще отсутствуют структурирование и интерпретация информации органов чувств. Суть явления в том, утверждает автор, что на смену тем когнитивным моделям, которые функционируют в повседневной жизни, приходят иные когнитивные модели (II, с.404).

Р о л е в а я теория Сундена. По Ван дер Лансу, это наиболее подходящая концепция для психологического объяснения происходящих в ходе медитации перцептивных изменений. Для Сундена медитация, как представляетоя Ван дер Лансу, — это «специфическая разновидность восприятия. Поскольку итог перцептивного процесса всегда зависит от задействованного стереотипа восприятия, религиозный опыт должен рассматриваться как результат религиозного стереотипа вооприятия» (II, с.404). Включаясь в религиозную традицию, человек овладевает такими отереотипами. Ван дер Лано находит важным подчеркнуть, что Сунден исходит из факта оущеотвования в каждой религиозной традиции особых «благочеотивых» видов практики, подобных молитве и духовному чтению, призванных изучать отереотипы восприятия, и закрепить их в оознании. Существуют также специфические техники, подавляющие обыденные отереотипы вооприятия и активизирующие религиозные. Пост и медитация — именно такие техники. Сунден описывает медитацию как «изощренную технику ролевой игры». Использование понятия «роль» очень удобно, потому что медитация есть такое изменение сознания, которое включает не только когнитивные, но и ролевые компоненты» (II, с.404). Проведенные Ван дер Лансом исследования различных медитативных практик убедили его в эффективности ролевой теории Сундена, которая в целом представляется ему удобной схемой, помогающей понять «медитативное упражнение как целостную структуру, различные элементы которой взаимодействуют в ходе осуществления изменения в перцептивном процессе субъекта» (II, с.405).

Оценивая возможности ролевой теории Сундена, автор подчеркивает, что она способна многое прояснить в содержании, структуре и форме религиозного опыта, но при этом ролевая теория все же не позволяет достаточно уверенно предсказать, с какого момента в сознании начинают действовать религиозные образования и какой именно из них вступает в силу (II, с.4IO-4II).

Список литературы

1. Holm H.G. Sunden’s role theory end clossolalie // J. for the scientific study of religion. — Storrs, 1987. — Vol.26. — P.383-389.
2. Kalletad Th. The application of the religio-psychological role theory //Ibid. — P.367-374.
3. Sunden H. Religionan och Rollerna. — Stockholm, 1959. —
4. Sunden H. Die Religion und die Rollen: Eine psichol. Unters der Frommigkeit. — В., 1966. —
5. Sunden H. Saint Augustine and the Psalter in the Light of role-Peychology // J. for the scientific study of religion. — Storrs, 1987. — Vol.26. — P.375-382.
6. Van der Lane J. The value of Sunden’s role-theory demonstrated and tested with respect to religions experiences in meditation // Ibid. — P.401-412.
7. Wikstrom O. Attribution, roles and religion: A theoretical analysis of Sunden’s role theory of religion and the attributional approach to religions experience // Ibid. — P. 390-400.